В 2 часа в воскресенье 20 июля (2 августа) 1919 г. меня предупредили, что меня арестуют, а в 4–5 часов вечера я уже сел в поезд в Шлиссельбург, но, «сунулся в воду, не спросясь броду». Арестовали меня в Новой Ладоге, хотя с парохода я сошел благополучно. Перед выходом с парохода красногвардеец предложил мне зайти в какое-то здание, которое оказалось тюрьмой. <Один> мой попутчик весьма уговаривал меня не идти, но я не послушался.
Там, <в тюрьме> заседал, оказывается, военно-революционный комитет. Меня допросили, я назвался рабочим Путиловского завода и представил удостоверение за подписью и печатью домового комитета о том, что я еду за картофелем в провинциальную глушь. Моя законная паспортная книжка была при мне, <ее> нашли при обыске и мое инкогнито было раскрыто (я был в гражданском костюме).
После четырехдневного пребывания в Ладожской тюрьме я был с конвоем переправлен в Петроград на Гороховую 2, где в ту же ночь был допрошен и посажен в 96 камеру. Следователем моим был, кажется, Макаров. В Ладоге допрос был груб, с издевательствами и револьвером, которым стучали по столу и т. д.. На Гороховой я оба раза был допрошен вежливо. Когда следователь спросит (1918): «признаете ли вы Советскую власть?», я ответил: «Поскольку эта власть заявила себя безбожной и противной христианству, постольку я ее не признаю, как христианский пастырь». Через неделю после этого допроса я был посажен в Петропавловскую крепость, где просидел в ужасных условиях ровно месяц (22 сент. — 22 окт. 1918 г.), хотя следователем мне, наоборот, было объявлено, что через неделю после допроса <последует> освобождение.
Свободное копирование
