До Угольных Копей добрались без приключений. Летели на трёх тысячах, поэтому чувствовали себя вольготно в грузовой кабине. Хотя было и холодновато, но зато в хвосте стояло ведро, и одной проблемой было меньше. Сели в Угольках в сумерках. Зарулили на стоянку. Что-то много народу нас встречает. Даже удивительно. Но оказалось, что встречал народ ёлки. Мы скромно ждали, пока ёлки из самолёта грузили в машины, и начали беспокоиться только тогда, когда народ стал исчезать. И уже, наверное, последнего любителя ёлок удалось схватить буквально за шиворот с вопросом:
- А как же мы?
Он ответил, что за нами приедут.
Стемнело. Неудивительно – здесь день в декабре длится часа четыре, не больше. Холод наступил быстро. Ан-12 задубел, а за нами всё не ехали. Да, так меня ещё нигде не встречали. Наконец прибыл за нами автобус. За исключением нас двоих с Володей Ишковым, самых молодых, и наших жен, да ещё Володиного сынишки, наверное, трёх лет, развезли всех по уже выделенным квартирам. А нас, молодых и жизнерадостных, привёз автобус в гостиницу авиагарнизона, как здесь принято было разделять принадлежность к авиации и не к авиации. Гостиница представляла собой типичный для Угольных Копей трёхэтажный дом из бетонных блоков на бетонных же сваях. Только позже мы вкусили все прелести этой гостиницы, а пока нас разместили в приличных тёплых комнатах, с чем-то вроде кухни по соседству, где мы перекусили тем, что запасливо прихватили с собой ещё с Сахалина. Рядом в коридоре был и умывальник, и нормальный туалет с унитазом. Работает водопровод. Я еще подумал, что неплохо тут всё устроено, а раньше слышал всякие небылицы про чукотские условия.
Наутро было воскресенье, мы никому не были нужны, и делать нам было нечего. Решили пройтись по Угольным Копям - ознакомиться, осмотреться. Понятие «утро» очень условно. Рассветает в конце декабря часов в одиннадцать, вот это и утро. А в три часа темнеет, это уже вечер. Так что день пролетает быстро. Вышли на улицу, много снега, огромные сугробы возле ряда трёхэтажек. Дома на сваях, пустое пространство под домом по периметру закрыто деревянными щитами, видимо, чтобы не сквозило под домом. Правда, щиты не везде, то ли ветром их уносит, то ли хозяйственные товарищи унесли. Вот возле этих щитов и наметает сугробы высотой два–три метра, а у торцевой стены и больше. Стены домов покрыты слоем снега, местами до самой крыши. Прошлись по улице Школьной, вдоль неё и стоят трёхэтажки, тут же расположен большой трёхэтажный госпиталь. Дорога, по которой идём, очищена от снега, ходят редкие машины. Позже узнал, что дорога из бетонных плит, но восемь месяцев под снегом их не видно. Прошли дальше, впереди слева увидели большое здание, определили, что это Дом офицеров. С высокой лестницы, заметённой огромным сугробом, катается пацанва на санках. Не особенно морозно, градусов пятнадцать. Как стало ясно в дальнейшем, особых проблем морозы здесь не создают. Проблема в сильных ветрах, в порядке вещей ветер сорок метров в секунду, а бывает и больше.
За Домом Офицеров показался «взлетающий» МиГ – 19. Это памятник АВИАТОРАМ. До Як -28П здесь базировались МиГ-19. Вот один из них здесь и остался – памятником. Имеются и своеобразные тротуары в виде теплотрасс. От котельной к жилым домам идут трубопроводы в разные стороны с горячей водой для отопления. Они утеплены, укрыты в коробы и стоят на сваях. Вот по ним народ и двигается, там местами даже перила сделаны. Это и есть тротуары, когда заметены снегом дороги. А зима здесь с сентября по май.
Зашли в гастроном. Бросилось в глаза обилие консервов. Каких только нет, многие я раньше и в глаза не видел. Например, компот из винограда. Много импортных, что тоже не назовешь привычным. Но есть особенности. Взяли как-то персики греческие, очищенные половинки в жестяной банке. Красота! Золотистого цвета, блестят, все одинаковые. Но на вкус не сразу и поймешь, что за фрукт. Что-то неопределённое, сладкое. А вот взяли банку абрикосов дагестанских, совсем другое дело – абрикосы небольшие, с косточками, попадаются в банке и листья, но аромат изумительный, и на вкус не хуже свежего абрикоса. Даже гордость за отечественный продукт берёт. Много в магазине мясных консервов, тушёнки разной. Шоколада всякого, раньше такого я и не видел. Заметил плитку с броским названием – «Миньон». Есть у Блока такие строки: «…шоколад «Миньон» жрала...». Но в основном – консервы. В общем, законсервированное изобилие. А вот мяса, можно сказать, нет. Есть только оленина, красивая, одна мякоть, спрессованная в брикеты. Но что–то не особенно популярна оленина, специфична на вкус. Говорят, хорошо идёт на экспорт как дичь.
Погуляли вроде и недолго, а уже темно. Вернулись в гостиницу, а нас там с женой уже переселили в другой номер. Оказывается, нас вчера поселили в номер-люкс, который предназначен для генералов и прочих комиссий московских. То ли по ошибке, то ли сердобольные гостиничные тётки не хотели нас пугать резко. Тут мы и вкусили всю прелесть местной экзотики. Номер-комната был без излишеств, две панцирные кровати у стен, две тумбочки. Один стул. Мебель на этом заканчивалась. Сильно бросалось в глаза окно. Оно было закрыто матрацем. Не знаю, на чём этот матрац держался вертикально, но из-под него по периметру выглядывал лёд. Обыкновенный прозрачный лёд из воды. Может, на нём матрац и держался? Температура в номере была соответствующая текущему моменту, немного плюсовая. Под окном хоть и была длинная батарея, но она с трудом обогревала сама себя. Всё это великолепие тускло освещалось лампочкой из-под потолка. Почему-то навевало тоску. Особой песней был туалет. Точнее то, что здесь называлось туалетом. В конце коридора, как и во всех приличных общежитиях или казармах, что я встречал на полевых аэродромах ещё в училище, располагался местный туалет. Маленькая комнатка, размером где-то полтора метра на столько-же, посередине дыра, а там уходит вниз железная труба диаметром сантиметров сорок. Заглянув туда, можно увидеть ледяной столбик из того, что оставили предыдущие посетители. Такие туалеты были повсеместно. Периодически команда из солдат, что за разные провинности находились на гауптвахте, разрушала эти ледяные столбики, чтобы они не вырастали внутри туалетов. Не всегда, правда, успевали. Летом под туалетные трубы ставили железные ящики и те же «губари» время от времени освобождали их содержимое.
Спать мы с женой улеглись в одну из кроватей, не раздеваясь и укрывшись матрацем со второй кровати. Уснуть долго не получалось. Было немного себя жаль. За что всё это нам? Может быть, это входит в список «тягот и лишений воинской службы», о которых говорится в тексте воинской присяги? Но ведь вчера я был под той же самой присягой, а условия были совсем другими. А жена такую присягу вообще не принимала, ей это всё за что!? Сплошная философия. Проснулись не оттого, что наступило утро, а оттого, что терпеть холод уже не получалось. Долго лежали, разглядывая потолок. Хотелось верить, что всё это сон, но как-то не выходило.
Свободное копирование
