Профессорская корпорация - 1

XI. Профессорская корпорация

 Как уже сказано ранее, я поступил в Петербургский университет в 1858 г. Нельзя сказать, чтобы новые веяния заметно отразились на университете; на всех факультетах царили профессора старого закала. Так, на юридическом факультете деканом был Калмыков -- человек, быть может, большой учености, но совершенно окаменелый; а между тем он читал для начинающих самый важный предмет -- энциклопедию законоведения, в которую входила история философии права. За ним шел Шнейдер, сорок лет занимавший кафедру римского права только потому, что некем было его заместить; Кранихфельд, излагавший финансовое право по системе "Свода законов"; Ивановский -- по государственному праву европейских держав (в 1849 г. этот предмет был упразднен и возобновлен, кажется, в 1856 г.) и международному; о нем говорили, что в 40-х гг. это был блестящий лектор и выдающийся знаток английского государственного права, но в мое время Ивановский, давно переставший работать, читал по старым запискам; потому, несмотря на большой интерес к государственному праву европейских стран, слушателей у него было очень мало. Профессор политической экономии и статистики Горлов, сменивший безвременно умерших В. Милютина и Журавского, излагал вяло и шаблонно, в факультетских делах тянулся за Калмыковым. Затем были еще два адъюнкта. М. М. Михайлов (местные законы, межевое и торговое право) был совершенная бездарность, навязанная университету еще во времена попечительства Мусина-Пушкина; несмотря на то, что он был доктором права, ему даже старики не давали ходу. Впоследствии он перешел в магистратуру и на всю Россию прославился следующим эпизодом, кажется имевшим место в Харькове. Как-то раз он председательствовал по уголовному делу и, выслушав последнее слово подсудимого, обратился к прокурору: "Господин прокурор, что вы на это имеете возразить?" Вторым адъюнктом был Иван Ефимович Андреевский, в то же время секретарь факультета; он занимал кафедры полицейского права и русского государственного.

 Новое направление представляли Кавелин и В. Д. Спасович; последний как адъюнкт не имел голоса. Кавелин был назначен в 1857 г., во время попечительства Щербакова; старики косо смотрели на него, как на москвича, и одно время он совсем перестал посещать факультетские заседания.

 В составе профессоров историко-филологического факультета мы видим Устрялова, Касторского, Фишера, Срезневского, М. С. Куторгу; индифферентный Штейнман (греческая словесность) влияния не имел. Единственно живою личностью на этом факультете был Николай Михайлович Благовещенский (маркиз де Благовещенский, как его называли за изысканные манеры), хороший лектор и в курсе своего предмета [Был у Н. М. по Педагогическому институту, где он тоже читал римскую словесность, любимый ученик Михайловский, очень талантливый юноша, к сожалению рано умерший. Михайловский был в приятельских отношениях с Добролюбовым. Вышли публичные лекции Н. М. о Горации. Добролюбов дал их Михайловскому для рецензии, причем обратил его внимание, что в рецензии прежде всего надо разоблачить политическое флюгерство Горация. Михайловский в этом духе и написал рецензию. Н. М. питал к Горацию особенную нежность, всякое нападение на него считал чуть ли не личным оскорблением; он узнал, кто был автором рецензии, появившейся в "Современнике". И вот на одной лекции, говоря о Горации, он выразил сожаление, что и в нашу литературу начинают проникать пристрастные суждения о Горации. "Но, милостивые государи, -- с пафосом пояснил Н. М., -- такие вещи можно писать только за деньги". Понятно, что после такого отзыва Михайловский не счел возможным продолжать бывать у Н. М. Однако ему надо было держать экзамен на магистра и с чем-то через год пришлось заявиться к Благовещенскому. Ничего, встретились как хорошие старые знакомые, только по некотором времени Н. М. и говорит: "А знаете, вы меня очень обидели своей рецензией о Горации". -- "Да и вы, Николай Михайлович, не остались в долгу, сказав, что такие статьи пишут только за деньги". -- "Я этого не говорил". -- "Так я никогда не писал рецензии о Горации", -- ответил Михайловский. (Прим. Л. Ф.Пантелеева)] -- латинской словесности. Был еще Никитенко, дотягивавший последние дни своего профессорства. О нем припоминаю следующие слова Кавелина: "Александр Васильевич для нас не существует с тех пор, как, не имея возможности прямым путем помешать кандидатуре Иринарха Введенского (в свое время известного переводчика Диккенса), -- это было, кажется, в первой половине 50-х гг., -- выдвинул против него полицейский аргумент". Сам же А. В. в своих воспоминаниях свою оппозицию кандидатуре Введенского объясняет якобы круглым невежеством последнего, что совсем не согласуется с тою доброю памятью, которую оставил после себя Введенский, слишком рано умерший. Если не ошибаюсь, ему был предпочтен М. И. Сухомлинов.