Сходки

V. Сходки

 Прошло месяца два со времени моего поступления в университет; ничего особенного не случилось. Но раз прихожу в университет и при всей моей неопытности замечаю какое-то необычное настроение в разных группах студентов. Вдруг целой толпой студенты направились в большую аудиторию, пользуясь тем, что она была свободна. На кафедру взобралось несколько студентов, и между ними мой знакомый Модзалевский; я понял, что происходит сходка. Когда аудитория несколько поуспокоилась, Модзалевский, крайне возбужденный, начал держать речь. Дело было такое. На острове где-то случился пожар; кроме пожарных, была обычная цепь, на этот раз морского гвардейского экипажа; на пожар случайно пришла компания студентов; они вспомнили, что в доме живет их товарищ, и притом знали, что его в то время, кажется, и в городе не было; тогда они решились проникнуть в дом, чтобы спасти его имущество. Тут произошло столкновение с цепью, и некоторым студентам пришлось испытать на себе удары холодного оружия. Как теперь слышу Модзалевского: "Студент Анц получил два удара в бок и один в грудь, студент Максимов тоже куда-то и столько-то". Модзалевский, Боголюбов и другие ораторы доказывали, что нападение на студентов ничем не было вызвано с их стороны, что студенты только желали спасти имущество отсутствовавшего товарища, что такое обращение со студентами нельзя оставить без протеста, что все студенты должны просить начальство, чтобы оно вступилось за пострадавших и потребовало наказания виновных. Конечно, никаких возражений эти речи не вызвали, напротив того, сходка -- на ней особенно много было первокурсников -- выразила полное сочувствие ораторам; но в конце концов все разошлись, не постановив какого-нибудь определенного решения. На другой день опять сходка по тому же предмету, те же речи и тот же безрезультатный конец. Но вот, может быть на третий день, на кафедре появляется Ю. Богушевич [В конце своей карьеры был редактором "Сельского вестника". (Прим. Л. Ф. Пантелеева)], студент четвертого курса восточного факультета. Имя его было несколько известно между студентами, так как в первом выпуске "Студенческого сборника" была его статья о персидской поэме "Гюлистан" Саади (см. сочин. Добролюбова, очень сурово отнесшегося к ней). Богушевич прочел заранее заготовленную речь; в ней он доказывал, что студенты, как люди взрослые и совершеннолетние, как полноправные граждане, а не мальчишки, первые должны подавать пример уважения к законам, что на пожаре они нарушили ясное требование закона: никто из посторонних людей через цепь не пропускается; потому, если они при этом и пострадали, так по своей собственной вине. Следовательно, всякие сходки по этому делу надо прекратить, а студентам нужно вообще вести себя осмотрительнее. Речь Богушевича была встречена более чем несочувственно, и все дело сразу получило другой оборот: о пострадавших на пожаре не только перестали говорить, но и совсем забыли, а принялись за Богушевича. Раздались крики: "Вон, вон, кто говорит такие речи, тот недостоин звания студента". Богушевич с трудом защищался, говоря, что он совсем не думал наносить оскорбления студентам. После долгого шума сходка разошлась, но с решением завтра вновь собраться для суждения о Богушевиче. На другой день явилось уже менее студентов; на третий день опять сходка все о том же Богушевиче при еще меньшем числе студентов. Наконец все успокоилось. Не скажу, чтобы это первое ознакомление со сходками произвело на меня выгодное впечатление, да, вероятно, и на большинство вновь вступивших. Целая неделя сходок не дала никакого положительного результата. Когда приходилось говорить об этом со старыми студентами, например Модзалевским и другими ораторами, от них получался один ответ: "Нет между студентами единодушия, нет горячего сочувствия к общим интересам. Ах, если б теперь был здесь Михаил Иванович Сухомлинов (он тогда находился в заграничной командировке), при нем все бы студенты были заодно, он умел поддерживать дух товарищества и единения".

 Но кроме недостатка духа единения эти сходки показывали и другой весьма существенный недостаток: новость корпоративной жизни студентов и потому совершенную неумелость в самой постановке дела. Никому, например, и в голову не приходило, что на многолюдной сходке, даже без выбранного председателя, нельзя производить суд и расправу. Через какие-нибудь года два последующей практики в студентах выработались более ясные понятия, и в деле Бутчика были применены все необходимые гарантии, чтобы оно получило правильный ход и дало удовлетворительный результат. А пока в течение этих двух лет, насколько могу припомнить, было четыре случая, где сходки имели характер несколько судебный; о двух я буду говорить немного ниже, теперь же считаю уместным рассказать случай, который остался не без последствий на дальнейший ход чисто студенческих дел. Давно ходили слухи, что в студенческой кассе далеко не все обстоит благополучно; что там по приятельству выдаются ссуды, и притом в крупных суммах, лицам далеко не нуждающимся. Вдруг сделалось достоверно известным, что Я. Утин получил двести рублей в ссуду; Утиных в это время было трое: Яков, Николай и Евгений. Отец их, откупщик, считался богачом, и его дом на Английской набережной [Ныне, кажется, Паскевича. (Прим. Л. Ф. Пантелеева)], тогда затмевавший все другие, был известен всякому студенту. Выдача Я. Утину двухсот рублей вызвала между студентами крайнее возбуждение, начались сходки. Заведующие кассой объясняли дело так: Я. Утин вместе с студентом Лазаревским издал сборник важнейших юридических памятников древней России -- книгу, полезную студентам; для окончательной расплаты с типографией ему понадобилось двести рублей, которые он не хотел брать у отца, потому и занял в кассе и рассчитывает возвратить из тех карманных денег, которые ежемесячно получал. И в самом деле Утин вскоре внес двести рублей. Но недовольство на прежних заправил кассы было настолько велико, что на ближайших выборах почти весь состав кассы был обновлен; вошел тогда и я в качестве депутата. Новому составу пришлось констатировать почти полное отсутствие сколько-нибудь правильного счетоводства и ряд выдач, которых нельзя было оправдать ни по их размеру, ни по лицам, которым они были сделаны. Всем этим студентам было послано приглашение вернуть полученные деньги; это обращение почти осталось без ответа; тогда после некоторой отсрочки был вывешен в университете список этих лиц с показанием числящегося за ними долга. В числе их был Всев. Крестовский; он тогда уже печатал стихи и был довольно деятельным сотрудником "Русского слова" (изд. Кушелева-Безбородко), тем не менее долга своего никогда не уплатил. В новом составе кассы были между прочим Ю. С. Булах и Заварницкий; ими были выработаны формы счетоводства, и вообще при новых распорядителях дело было упорядочено. Все шло благополучно, как вдруг раскрылась растрата студентом-кассиром Бутчиком с чем-то тысячи рублей, но об этом речь будет в своем месте.