Поддержали Александра и его друзья по Рабочей комиссии Ирина Гривнина и Вячеслав Бахмин. Ирина Гривнина сама мне говорила: «Надо оставаться в этой несчастной стране, помогать другим». Ирину Гривнину арестовали в 1980 году. Она получила пять лет ссылки и, освободившись в 1985 году, сразу же уехала за границу.
Сурово молчал Бахмин. В моем присутствии. Но и он как-то вымолвил: «Надо оставаться». Вячеслав Бахмин был арестован в 1980 году, получил три года лагерей. В конце третьего срока ему добавили еще год, освободился Бахмин в 1984-м. В 1985 году был обвинен в злостном хулиганстве и приговорен к трем годам лишения свободы. Но кассационная инстанция переквалифицировала обвинение на более мягкое, назначив наказание в виде полугода исправительных работ по месту службы. Бахмина освободили. Он выдал КГБ обязательство вести себя смирно и не заниматься политической деятельностью.
Александр разорвал с ним после этого все отношения. А ведь считал его лучшим другом. Даже сказал как-то о Славе, уязвив отца и меня: «Вот кто мой настоящий брат». Да, родственников надо выбирать себе осторожно...
Безоговорочно поддержали меня Ирина Каплун и ее муж Владимир Борисов. Ирина Каплун погибла в автомобильной катастрофе в 1980 году. В том же году Владимир Борисов уехал за границу.
Сам Александр был арестован в 1978 году и приговорен к пяти годам ссылки (по ст. 190-прим — распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй). В 1980 году, находясь в якутской ссылке, вновь арестован и по той же статье приговорен к трем с половиной годам заключения на общем режиме. Освободился в декабре 1983-го. В начале 1984 года подумывал об отъезде, разговаривал со мной на эту тему.
Важно не только, что мы делаем, но и как мы это делаем и что при этом говорим. Мне есть, в чем себя упрекнуть. Честнее было бы не служить в армии. Следовало признать пистолет своим и заявить о своем праве на самозащиту. Но, по крайней мере, я не говорил громких слов.
Ведь что получается. Вот «пламенная» диссидентка с громкими речами, уже в перестроечные годы призывавшая всех на баррикады, дабы послужить делу свободы. А сама, находясь в «спецпсихушке» в советское время, подписала какую-то бумагу. То ли покаяние, то ли обещание вести себя смирно. Я нисколько ее не осуждаю, — за бумагу. «Спецпсихушка» в советское время для политзаключенного — самое страшное место ГУЛАГа. Разве только «красная» крытая (специальная тюрьма) с ней сравнится. И то я бы предпочел крытую. В конце концов, отказ от борьбы — личное дело каждого. Дело его совести. Только не надо забывать о компромиссе, держать его в тайне, демонстрируя на людях непоколебимую стойкость. И не надо «хлестаться». Меньше громких слов!
Вот известнейший писатель. Писатель советский — был членом Союза писателей СССР, печатался в советских изданиях («Новый мир», «Литературная газета»). Да и ладно бы... Но, оказавшись за границей, сразу же публикует «Жить не по лжи», обращая такой призыв к своим вчерашним соотечественникам. В числе прочего полагая, что честный человек «не подпишется и не купит в рознице такую газету или журнал, где информация искажается, первосущные факты скрываются». Можно подумать, что не все советские газеты и журналы были таковыми! За исключением разве что «Мурзилки» и «Садовода-любителя». Получается, покупать газету или журнал нельзя, а публиковаться в них можно. И при этом быть членом Союза писателей СССР — добровольной общественной творческой организации, объединяющей профессиональных литераторов Советского Союза, участвующих своим творчеством в борьбе за построение коммунизма — как следует из многочисленных редакций устава. Если уж призываешь других к праведности, выскажись о своем недавнем житии.
А со Славой Бахминым я отношений не порывал, хотя и не дружил. При редких встречах здороваюсь, готов поддержать беседу. Ныне покойный Леонард Терновский, тоже член Рабочей комиссии, поддерживал моего брата. Вышел на свободу, подписав какую-то бумагу. По освобождении мы оба оказались в Покрове Владимирской области, за «101-м километром». Леонард заходил в гости, мы играли в шахматы. Множество политзеков некогда, уступив давлению КГБ, письменно обязались вести себя смирно или попросили о помиловании. Даже просто написали несколько, ни к чему не обязывающих вроде бы, строк. Я высоко ставлю ничего не подписавших. Но и пошедших на компромисс не берусь осуждать. Здесь уместно только чувство сожаления. Особенно если подписавший демонстрировал некогда стойкость и бескомпромиссность. И вел высокие речи.
Свободное копирование
