Все началось с первого же утра — с оправки. Нас построили парами и по ковровым дорожкам повели в уборную. Здесь я узнала, что уборные по очереди моют заключенные всех камер. Это меня возмутило, поскольку я знала, что политические от уборок отхожих мест освобождены. Но как я ни уговаривала своих новых сокамерниц, что это издевательство, что надо всем отказаться, протестовать они не согласились, так что я одна заявила этот протест при очередном обходе камер начальником тюрьмы. И сразу же попала в карцер. Начальник обходил камеры раз в неделю, и при его появлении все заключенные должны были вставать. Я же демонстративно усаживалась на лавку и... получала очередной карцер. Кстати, был там еще один — не холодный, не горячий, а маленький и узкий, в который воздух поступал только через глазок в двери, так что человек вскоре начинал задыхаться, находясь между сознанием и обмороком.
Почему на Лубянке так боялись малейшего шума? Там требовали, чтобы все говорили если не шепотом, то вполголоса, двери открывали и закрывали бесшумно, надзиратели ходили в войлочных тапочках. Я этим тоже пользовалась и в критические минуты говорила надзирателям, что если они меня тронут, я устрою им такой шум, что от их тишины ничего не останется. За это я тоже попадала в карцер. Может быть, они боялись, что какое-нибудь громко сказанное слово вылетит на улицу? Но ведь отсюда выходили люди, которые рассказывали о том, что они здесь пережили.
В связи с этим я вспоминаю рассказ одной моей знакомой, Наташи Ануфриевой, одновременно и смешной, и грустный.
Ее арестовали на вокзале в Москве, когда она собиралась ехать на дачу, поэтому в ее руках была корзинка с любимой кошкой. Вина моей знакомой заключалась в том, что она писала стихи, а главное, читала их иногда своим друзьям. В одном из стихотворений она сочувственно отозвалась об адмирале Колчаке и его трагической смерти. Кто-то из слышавших это стихотворение поспешил сообщить об этом, куда следует, и даму арестовали вместе с ее кошкой. Прошло несколько месяцев, и однажды, идя длинными коридорами и лестницами Лубянки на допрос, они встретились. Кошка шла по коридору вполне довольная и даже не обратила внимания на свою хозяйку. По-видимому, ее пристроили здесь, на Лубянке, не только ловить мышей, но и как «вещественное доказательство», которое не следовало отпускать на волю: ведь хозяйка читала крамольные стихи и этой кошке...
Свободное копирование
