К тому времени, когда пришло требование на нас из Москвы, Татьяна совсем разболелась, и ее отправили спецконвоем, т.е. в отдельном купе, а меня, через день или два, — с этапом из нескольких уголовников и контрабандистов.
В Москву мы приехали утром, моих спутников сразу же направили в какую-то тюрьму, а со мной случился забавный казус. То ли конвой был плохо информирован, то ли просто глуп, но они решили, что если я ехала с уголовниками, то и здесь должна попасть в соответствующую женскую тюрьму. Такой была Новинская тюрьма неподалеку от Смоленской площади. Конвойные, простые симпатичные парни, спросили у меня, как мы пойдем: пешком или, если я захочу, я могу ехать на извозчике, только за свой счет, а они пойдут с двух сторон рядом. Деньги у меня были, извозчика наняли, и так началось наше шествие через весь город. Народ оглядывался, переговаривался, кричал мне что-то вроде: «Ну что, доигралась?»
Вначале меня это злило, потом стало забавлять, когда я поняла, как нелепо все это выглядит со стороны. А потом я забыла о прохожих и стала разглядывать Москву, в которой до этого бывала только два или три раза. Так мы добрались до Новинской тюрьмы, находившейся между Москвой-рекой и Смоленской площадью, рядом с будущим домом нашей старшей сестры, в который я попаду лет десять спустя.
Я понимала, что меня «потеряли», но скоро найдут, а потому жалела своих глупых конвоиров, которых ожидал жесточайший разнос. Новинки мне понравились. По-видимому, это была пересыльная женская тюрьма. Приближалась весна, и там, как и в Ленинграде, готовили этап на Соловки. Люди были интересные — из «бывших», т.е. из дворян и аристократии, из тех, кого называли «контрреволюционерами», т.е. из духовенства, интеллигенции и купечества. Режим был легкий, но Соловков эти женщины боялись. Среди них я пробыла две ночи и день, а затем за мной прислали машину и привезли на Лубянку 14. По-видимому, туда свозили только что арестованных москвичей. Здание мне показалось одноэтажным, окна без щитов выходили в сад с засыпанными снегом кустами сирени.