26 января.
Моя работа совершенно "заколодила". Сердце пусто, празден ум. Впрочем, сердце не пусто, а наполнено каким-то давящим чувством. Россия меня убивает. Ну каждый день - какая-нибудь чепуха в государственной и общественной жизни. Разнузданная алчность аппетитов становится все наглее и своим видом развращает всех. Уже, кажется, лучше бы газеты молчали, а то все привыкают к мысли мошенничать и грабить. Из разоблачений не получается ничего, кроме доказательства безнаказанности спекуляций.
Расправа судебная - медленная, вялая - не имеет никакого оздоровляющего действия. Распоряжения администрации постоянно неудачны, нередко просто глупы. Да и какими им быть, когда правящий персонал тасуется чуть не ежемесячно. Не понимаю, как можно это не сознавать.
И этакое внутреннее разрыхление, распадание, деморализация - во время страшной, опаснейшей войны. Я очень опасаюсь, что немцы весной опять нас будут также бить, как в прошлом году. И что выход? Его нет. Нужно правительство. И нет никакой надежды, что оно будет когда-нибудь составлено. Разве после войны... Но тогда уже поздно.
9 февраля собирается Дума. Но что она может сделать? Ее необходимо собрать, потому что власть совершенно дискредитирована. Но Дума не может изменить состава власти, да и не сделала бы, и непременно войдет в принципиальную политику. Господь нас отдал на расхищение всем злым силам, и только силам добра нет доступа к власти.
Вот Штюрмер..., может быть, он и недурен, но долго ли и он усидит? О нем близко знающий А. А. Тихомирова говорит, что он очень православный человек и вполне понимает значение твердых социальных устоев. И, однако, он - знаком с Распутиным и угощал его у себя завтраками, значит - отношения интимные. Без этого Распутина никакое дело не обходится. Питирим - его ставленник и протеже - пустился в высшую государственную политику. Того гляди - Варнаву привлекут в Синод... Чего тут ждать? Гнетущие впечатления и настроение такое, как сказано в Писании: "Будут издыхать в ожидании грядущих бедствий". Какая тут работа пойдет на ум?
А тут еще и личное положение не без неприятностей, все кругом делается не так, как бы хотелось. Расходы такие, что жить невозможно, и трудно их сократить, не уехав совсем в Посад, и нельзя уехать, когда Николай все учится, да и Вера стала учиться. Не хватает ума, как со всем этим сладить, и нет никаких благоприятных обстоятельств. Обыкновенно у всех людей бывает, да и у меня всегда бывало, что вместе с неблагоприятными условиями попадают и какие-нибудь благоприятные. Теперь уже давно - ни одной счастливой случайности. Это приводит к унынию. Все окрашивается цветом мрачности и безнадежности. Очень неприятно и тяжело. В себе совсем разочаровался, кажусь себе какой-то бездарностью и, должно быть, грешником, и это еще больше ослабляет силы. Я, пожалуй, и не печалюсь этим, что я бездарность. Мне этих дарований теперь уже не нужно. Но мне бы хотелось милости Божией, хотелось бы чувствовать, что Господь не гневается слишком, и вот этого чувства нет. А через это пропадает чувство безопасности жизни. Очень, очень неприятное состояние души. [...]