С этого дня мы и пристрастились давать воскресные концерты, на которых пели, читали стихи и танцевали.
То было время примирения злых страстей. После таких концертов мы расходились друзьями, забыв о том, что Светка Куликова – всех дразнит, Алка Долгопятова – лупит, а Витька – дурак.
Летом мы вырывались на свободу вне двора – в сквер, тогда еще не имеющий названия (Соборная площадь). Собор, построенный Екатериной Второй , стоял обшарпанный, с закрытыми дверями, не обнесенный оградой. Со стороны улицы, ведущей к парку имени Шевченко, был небольшой стадион, где соревновались в легкой атлетике школьники Октябрьского района. У входа же со стороны нашей улицы были кем-то давно проложены аллеи с огромными деревьями и кустарниками сирени. Тут мы и мотались с мячами или играли в жмурки, валялись на траве, дурачились...
Иногда Света уводила нас на свою парадную лестницу, усаживала на ступеньки и рассказывала, сочиняя на ходу, сказки. Мы искренне считали ее самой умной и талантливой девочкой. Мы с удовольствием смотрели на ее рыжие веснушки, живые глазки голубого цвета, слушали странный для ее возраста, хрипловатый голос, голос курильщицы. Словно тот намекал на будущее Светы...
А еще мы писали. Света Куликова – стихи, Леля Северьянова – баллады, я – повесть о Марьяне. Только Света и Леля читали нам вслух свои творения, сидя на досках возле сараев, а я писала тайно. Света также сочиняла на ходу сказки, и мы, развесив уши, внимали потоку ее фантазии…
Кто тогда знал, что ни один свой талант эта одаренная от природы девочка не использует себе во благо?
Она поступила на филфак, но бросила его на третьем курсе, связавшись с ресторанной компанией, все время проводившей в пьянке. Вышла замуж за сомнительную личность, родила от него дочку, стала жить отдельно от матери, Анны Алексеевны. Муж попал в тюрьму. Дочку Леру, славную девочку, чем-то похожую на свою маму, но только застенчивую, подбросила бабушке и стала пить.
Я встретила нашу «сказочницу», когда ее матери уже не было в живых, а Лера вышла замуж. Передо мною стояла пьяная вдрызг старуха, грязная, без единого зуба, с отекшим лицом пропойцы. Узнать в ней голубоглазую Свету было невозможно. Матерясь через каждое слово, она хватала меня за руки и уговаривала приехать к ней в гости:
– Люся, в гости приходи! Никто ко мне не приходит! Лерка, сволочь ( другое слово было вместо этого), брезгует матерью! Выпьем, вспомним детство! Конечно, я кто? Ал-ко-го-личка! А кто виноват?! Он, гад! Генка. Сам в тюрьму, а мне куда? Шпалы укладываю. Презираешь? Ты ж у нас девочка была тонкая да гордая, я помню! Ты молодец, не загуляла, как я!
Сердце разрывалось при виде этой живой развалины, которой еще не было и сорока лет.
А через полгода она умерла, надравшись «паленой» водки...
Свободное копирование
