Перед отъездом я была дежурная, прислан был в Россию Веллингтон дляизъявления сочувствия о кончине покойного императора и с поздравлением вновь вступившего. Государь показывал ему внутренние покои. Впереди шла императрица Мария, молодая государыня ему говорила: "Passez, Mr le Duc" {Проходите, господин герцог.}, и он беспрекословно шел вперед, а государь меня пропускал, а сам шел последний. Веллингтон был еще крепкий человек, с весьма выразительными черными глазами, орлиным носом. У него был красный мундир и важный вид.
* * *
Я скучала в Царском, не имея книг: раз приехал Арнольди в самый час обеда, разговор не вязался, и после обеда я ему объявила, что нам не позволено принимать чужих мужчин,-- "Я не чужой".-- "Вы хуже этого, Ив<ан> Кар<лович>, вы враг мой и моих братьев. Зачем являетесь вы, прошу вас более не являться, а не то я скажу государю".
К концу поста государь пошел с собакой Гусаром его купать и бросил ему свой носовой платок; в эту секунду его камердинер, запыхавшись, прибежал и сказал: "Светлейший князь Лопухин ожидает ваше величество". Государь, взволнованный, скорым шагом пошел во дворец и Гусар за ним; я вытянула носовой платок и после отдала его камердинеру. После я узнала, что Лопухин принес лист осужденных на смерть, их было 20-ть. Государь сказал: "Князь, это странно начать царство с смертной казни 20-ти молодых людей. Что говорит брат Михаил?" -- "Ваше величество, в<еликий> к<нязь> и граф Бенкендорф были совсем против смертной казни".-- "Я этому рад".-- "Но генерал Левашов более всех настаивал на смертной казни Каховского, потому что думал -- он убил графа Милорадовича".
Известно, что повесили Пестеля, самого опасного, потому что самого умного из общества во Второй армии, которой командовал генерал Киселев, Рылеева, Бестужева, Каховского и Муравьева-Апостола. Так <как> в числе заговорщиков многие принадлежали к высшему кругу, то их родственники были очень недоброжелательны и рассказали, что когда старый Лопухин подал государю лист в 20 человек, приговоренных на смертную казнь, что он хотел подписать, и будто Лопухин ему сказал: "Государь, вы начинаете царствовать" и затрясся. Это чистая ложь -- при мне он сказал императрице: "Ma chère amie, la peine de mort a été abolie depuis l'Impératrice Elisabeth qui était humaine, et le malheur veut que ce soit moi le premier depuis ce temps qui a signé ce terrible décret" {Дорогой друг, смертная казнь в России отменена со времени императрицы Елизаветы, которая была гуманна, и по несчастью я первый с того времени должен подписать этот ужасный указ.}. Государыня заплакала.
Когда зачинщиков повесили, и суд окончен (у меня затерялась книжка всего суда, составленная Дмитрием Николаевичем Блудовым), то служили в Казанской церкви молебен, и государь император присутствовал, и это было поставлено в укор. А что если бы удалось им иметь успех, в России произошла бы кровавая и, как говорил Пушкин, беззаконная и безрассудная резня.
К концу поста государь пошел с собакой Гусаром его купать... государыня заплакала.-- Рассказы Смирновой об этом эпизоде с купаньем собаки и платком зафиксированы не только в двух циклах ее "Автобиографических записок" (здесь и в одном из вариантов "Баденского романа" -- нас., изд., с. 346), но и в дневнике А. С. Пушкина. Перед записью от 8 марта 1834 г. ("Вчера был у См<ирновой>..." -- т. 12, с. 321) в дневнике Пушкина написано: "13 июля 1826 года в полдень гос<ударь> находился в Царск<ом> Селе. Он стоял над прудом, что за Кагульским памятником, и бросал платок в воду, заставляя собаку свою выносить его на берег.-- В эту минуту слуга прибежал сказать ему что-то на ухо. Царь бросил и собаку и платок и побежал во дворец <...> Фрейлина подняла платок в память исторического события". В "Баденском романе" (наст. изд., с. 346, примеч. 99) этот эпизод отнесен к окончанию работы суда. Между тем, в данном месте своих записок она утверждает совсем иное: дело было "к концу поста", а прибыл к царю П. В. Лопухин, председатель Верховного уголовного суда над декабристами, со списком приговоренных к смертной казни.
Свободное копирование
