Пятница, 15 сентября. Сегодня утром Поль привел ко мне маленького Степу, сына дяди Александра. В первую минуту я его не узнала. Я не обратила внимания на большее или меньшее удовольствие, которое доставило отцу присутствие одного из Бабаниных, и занялась миленьким мальчиком.
Наконец, отец поехал со мною к полтавской знати.
Прежде всего, мы были у губернаторши. Губернаторша – светская женщина, очень любезная, что можно сказать и о губернаторе. У него было «собрание», но он вышел в гостиную и сказал отцу, что никакое собрание не может помешать ему посмотреть на такую очаровательную барышню.
Губернаторша проводила нас в переднюю, и мы отправились к другим высокопоставленным людям.
Мы были у вице-губернатора, у начальницы «института для благородных девиц», m-lle Волковысской, дочери Кочубея. Потом я взяла извозчика и отправилась к дяде Александру, который здесь в гостинице с женой и детьми.
Ах! Как хорошо быть у своих! Не боишься ни критики, ни сплетен… Может быть, семья отца кажется мне холодной и злой по сравнению с нашей, где все замечательно дружны, согласны и любят друг друга.
В разговорах о делах, о любви, о сплетнях я провела очень приятно два часа, по прошествии которых ко мне начали являться посланные от отца. Но так как я отвечала, что еще не расположена уезжать, то он приехал сам, и я промучила его еще полчаса, копалась, искала булавки, мой платок и т. д.
Наконец, мы уехали, и, когда мне показалось, что он успокоился, я сказала:
– Мы допустили большую бестактность.
– Какую?
– Мы были у всех, кроме m-me M., которая знает maman и знала меня ребенком.
Последовал целый разговор, окончившийся отказом. Когда губернатор спросил меня, сколько времени я пробуду у отца, я сказала, что надеюсь увезти его с собою.
– Ты слышала, что сказал губернатор, когда ты сказала, что собираешься увезти меня?- спросил мой славный родитель.
– А что?
– Он сказал, что на это нужно разрешение министра, как предводителю дворянства.
– Ну так хлопочите скорее, чтобы ничто не могло задержать нас.
– Хорошо.
– Так вы едете со мною.
– Да.
– Серьезно?
– Да.
Было более восьми часов, в карете было темно, и я могла говорить, не боясь вмешательства моего несносного лица.
Свободное копирование
