После окончания Университета и защиты кандидатской диссертации я был оставлен в институте старшим научным сотрудником в лаборатории методики подземных маркшейдерских работ, но решил переключиться на преподавательскую работу в каком-либо вузе Ленинграда. В течение многих лет я читал лекции и вел практические занятия со студентами-вечерниками, заочниками и дневных отделений в СЗПИ (Северо-западном политехническом институте), ЛЭИС (Ленинградском электротехническом институте связи), ЛГИ, в топографическом техникуме, а также на курсах повышения квалификации молодых специалистов нашего института по высшей математике, вычислительной математике и программированию, маркшейдерскому делу. Но все это было на условиях почасовой оплаты. В штат на вакантные места в вузы, конкурс на которые объявлялся в ««Вечернем Ленинграде», обычно брали своих сотрудников, уже проверенных. В одном из институтов заведующий кафедрой высшей математики согласовал с директором мою кандидатуру на должность доцента. Я прочел уже пробную лекцию в присутствии заведующего и членов кафедры, но парторг института, узнав что я бывший политзаключенный, категорически воспрепятствовал моему приему на работу - реабилитация в те годы уже не смягчала вины моей перед Родиной. Кто побывал в сталинских лагерях, не мог рассчитывать на обучение и воспитание нашей советской молодежи, вороша нездоровые интересы студентов к мрачным страницам недавней истории нашей страны. Без рекомендации партбюро кафедры вузов даже не рассматривали документы претендентов на преподавательскую должность.
В хрущевские времена я не чувствовал своей ущербности ни на работе, ни в учебе. В брежневские времена меня уже неоднократно вызывал начальник спецчасти института, требуя заполнения анкет сталинского образца (выпуска 1950-го года) с вопросами: был ли в заключении, за какое преступление, были ли репрессированы родственники, был ли за границей, есть ли родственники за границей, менял ли фамилию и т. д. По другому стали на меня смотреть и многие начальники, как будто я их в чем-то обманул, втерся в их доверие.
Занимался я впоследствии и с дочкой, и с внучкой английским языком и математикой по специальной программе, но энтузиазма к учебе со мной они не проявили. Дочь, как она потом призналась, противясь моему нажиму, пошла после восьмого класса учиться в 30-ую математическую школу - лишь бы не заниматься математикой со мной.
Во ВНИМИ я проработал старшим научным сотрудником до начала 1999-го года, когда накануне своего семидесятитрехлетия был уволен из института по сокращению штатов. В 1995 - 1998 годах я написал эти воспоминания; в последующие годы дополнял их, сокращал, перерабатывал, редактировал.
Свободное копирование
