Помощь и благодарность

   Ты царь!.. Ты властелин!..

   Ты всеми властвуешь один.

   Но лишь действительность в окошко постучится

   И все, развеявшись, умчится.

   В. Жуков

   Двадцать лет ИТЛ получил Александр Абрамович Малинский, подхваченный волной репрессий в конце тридцатых годов. Попав на Колыму на общие работы, он почувствовал, что свой лагерный срок ему не пережить. На прииске Ударнике он работал в шахте. Свирепым и жестоким был начальник лагеря. Обуреваемый ненавистью к злейшим врагам нашего народа, он придумывал все новые кары и унижения для преступников. Ужесточился и без того суровый режим - бесконечные обыски и поверки, наказания за малейшие проступки; лагерный карцер всегда был переполнен провинившимися, кладбище заполнялось трупами заключенных. В бараках начальник лагеря приказал к нарам прибить фанерки с надписями: «Троцкист», «Шпион», «Вредитель», «Диверсант», «Враг народа», чтобы и надзиратели, и сами заключенные постоянно помнили, кто они такие. Нередки были случаи, когда заключенных, получивших необоснованно малые сроки наказания и близких к освобождению, вновь судили и давали повторно сроки, соответствующие уже новым требованиям правосудия. Но Александру Абрамовичу это не грозило, так как он сразу получил срок почти «на всю катушку». Тем не менее, как-то надзиратель, вызвав его с работы, повел в поселок вольнонаемных. Остановились у уютного домика, из которого вскоре вышел начальник ОЛПа, гладко выбритый, в военной форме индивидуального пошива, взглянул на оборванного, худого, изможденного тяжким трудом заключенного и грубо спросил:

   - Ты врач? Где работал? Не забыл, как надо лечить?

   Ничего не забыл Александр Абрамович. Только руки его огрубели, пальцы, привыкшие теперь к лопате, кайлу, тачке, потеряли былую гибкость, не способны были к тонкой работе.

   «Может быть, возьмут на работу в санчасть?» - мелькнуло в голове. В амбулатории работал малограмотный фельдшер. Врачей и фельдшеров с 58-й статьей по приказу начальника ОЛПа загнали в забои.

   Сказав что-то надзирателю, начальник удалился. А з/к Малинского отвели в баню. В бане никого не было. Впервые Александр Абрамович один мылся большим куском мыла, смывал с тела многонедельную грязь, горячую и холодную воду наливал не по норме, а сколько хотел. А когда выкупался, вместо старой, ветхой, многократно пропаренной в прожарке, залатанной одежды увидел новую, первого срока, какую в лагере носили только бригадиры, дневальные и придурки. Затем надзиратель отвел Малинского в столовую, где повар накормил его густым супом и полной миской каши, залитой сверху жиром. Надзиратель поторапливал Александра Абрамовича, но он ел не спеша, растягивая удовольствие от вкусной пищи, не зная еще, как повернется дальнейшая судьба. Снова надзиратель отвел его к начальнику, который на этот раз встретил приветливо, но с озабоченным видом. Пригласив в комнату и усадив за стол, сказал:

   - Ребенок у меня заболел. Ему еще и года нет. Температура около сорока. Врача нет, фельдшер не знает, что с ним. Везти в районный центр в больницу в такой мороз - гиблое дело!

   Легковых машин тогда на приисках не было; значит - в кабине грузовика. Был январь, мороз - более пятидесяти градусов. До районного центра - поселка Сусумана, где ребенку могли оказать квалифицированную помощь, было более двух часов езды, а до Нексиканской больницы для вольнонаемных - еще дольше. Кое-где на трассе заносы. А если машина застрянет в пути, заглохнет мотор? Впервые за долгие годы начальнику лагеря пришлось переживать свою беду - к чужой он был безразличен. Сейчас же, личное горе его вышло на первый план и он понял, что друзья ему не помогут, что жизнь и здоровье ребенка всецело зависят от этого заключенного, его непримиримого врага.

   Начальник лагеря принес сына. Весь мокрый, ребенок тяжело дышал. Кожные покровы его были бледными, губы синюшными. Не имея стетоскопа, Александр Абрамович ухом, через рубашку прослушал легкие и сердце ребенка, простучал грудную клетку. В левом легком он услышал жесткие хрипы; в верхней части правого легкого дыхание было бронхиальным, в нижней - не прослушивалось совсем; перкуторный звук в этой части легкого был тупой. Диагноз для врача был ясен: правосторонний экссудативный плеврит.

   - В плевре жидкость, много жидкости, сама она не рассосется. Нужно выкачать. Мне нужен большой шприц, толстые иглы, стерилизатор, пинцет, йод, спирт и другие лекарства. И ждать нельзя, - предупредил врач.

   - Хорошо. Все, что есть в санчасти прииска, вам принесет фельдшер. Я сейчас же пошлю за ним.

   Фельдшер пришел.

   - Вы хотите доверить жизнь своего ребенка заключенному, который несколько лет кроме лопаты, кайла и лома ничего в руках не держал? Можно вызвать хорошего врача из Сусумана, - пробовал возразить ему фельдшер.

   - Делай, что тебе говорят! Принесешь сейчас же все, что скажет врач, и останешься ему помогать.

   Самым большим шприцом в амбулатории оказался двадцатиграммовый. Начальник лагеря держал ребенка. Прокипятив шприц и иглы, смазав йодом кожу ребенка в задней части грудной клетки и проколов мышцы и наружную плевру в VIII-м межреберьи по задней подмышечной линии у верхнего края ребра, врач выкачал из плевры более двадцати шприцов прозрачной желтоватой жидкости. Назначил лекарства, которые вскоре фельдшер принес из амбулатории. Ребенок уснул, дыхание нормализовалось, температура снизалась, пульс выровнялся. Через некоторое время ребенок захотел есть.

   Жидкость в плевре все же продолжала накапливаться, и через неделю пункцию пришлось повторить. Более месяца безвыходно пробыл Александр Абрамович в доме начальника лагеря - до полного выздоровления ребенка. За это время он увидел, что этому жестокому человеку не чужды общечеловеческие чувства, что начальник лагеря любит своего ребенка, жену и, кажется, даже забыл, что он, Малинский, зэк», враг народа! Спал Александр Абрамович на топчане в комнате, где лежал уже выздоравливавший ребенок. Ел вместе с дневальным в его небольшой коморке, в которой помещался лишь топчан, железная печка и небольшой столик. Продукты дневальный получал в лагерной каптерке, видимо, не по норме, и сам неплохо готовил. Хозяину он был предан как собака, раболепно выполняя любую его волю. Последний же, в свою очередь, ценил его усердие и доверял.

   Когда закончилось лечение ребенка и присутствие врача в доме начальника лагеря стало излишнем, он сказал Малинскому:

   - Вы спасли жизнь моего сына, и я хочу вам помочь: назначить врачом в санчасть ОЛПа.

   Впереди у Александра Абрамовича было еще около пятнадцати лет сроку. Что будет с ним, когда появится другой начальник лагеря? Работая в лагерной амбулатории, он не мог бы лечить заключенных, как это было необходимо, вынужден был бы отказывать в освобождении от тяжелой работы больным и ослабленным, истощенным длительным голоданием и изнурительным трудом шахтерам, остро нуждавшимся в хотя бы небольшой передышке, так как именно такие составляли подавляющее большинство лагерников.

   - Если вы хотите мне помочь, отправьте в Сусуман, в больницу Заплага. Там я больше пользы принесу, - ответил врач.

   И через месяц Александр Абрамович был уже в Сусумане в районной больнице Заплага. У него была небольшая уютная и чистенькая комнатка при отделении, где он работал. Все свое время он отдавал теперь больным. Сам определял, как их лечить и когда выписывать. Из Москвы родственники присылали книги по медицине, позволявшие ему не отставать от уровня науки, хотя оборудование больницы было несовершенным, а лекарств всегда не хватало. Работая с утра до вечера, полный энергией, Александр Абрамович не чувствовал усталости, и лишь поздно вечером, ложась спать, мгновенно засыпал.

   Конечно, заключенные умирали часто и в больнице из-за необратимых процессов в организме, которые были связаны с непомерно тяжелым трудом, суровыми климатическими условиями, многолетним хроническим недоеданием и неполноценной пищей. Но это не была вина врачей. Вряд ли в больнице для вольнонаемных больным оказывалось такое внимание, как здесь, где вся жизнь заключенного врача без остатка принадлежала им. И фельдшера, и санитары отдавали все силы работе, как того требовал врач. Каждый из них знал, что даже небольшая оплошность в работе или нарушение режима грозили ему снятием с работы и отправкой на прииск.

   Когда недалеко от Магадана, на 23/6 километре, на месте старого инвалидного лагеря стали строить больницу, начальник ее Доктор проехал по всем районным больницам для заключенных, подбирая себе врачей. Одним из них был Александр Абрамович.