Не думайте, однако, что, увлекшись рассказом о ёлках и флирте, я забыл о Нагорном. Просто у него образовалась своя компания: Додик Баршай, Юра Юсевич (тоже наш одноклассник), Марик Коган из на год старшего, 8-го, класса… Они встречались с какими-то другими девочками – словом, я благополучно вышел из-под его влияния, в котором, правда, ничего плохого и не было – кроме, разве что, полнейшего забвения учёбы!
В классе Давид воспринимался неизменно с юмором - как недоразумение и смешная диковинка. Этому способствовала не только его забавная внешность, рано выросшие усы, возмужалость, отличавшая его от остальных и не соответствовавшая его номинальному возрасту (по документам он был лишь на год старше меня), но и плоховатый русский язык с польско-еврейским акцентом. Однажды, задетый за живое какой-то выходкой одноклассника, он его послал по известному русскому адресу: «на три буквы». Дело было на перемене, все мы находились в классе и, услыхав его ответ, так и легли от хохота. Матерная брань была в ходу среди мальчишек, и не она сама по себе вызвала такую реакцию, а то, как её произнёс Давид: он в этом кратком общеизвестном адресе сделал ударение не на предлоге, а на самом «русском символе»! Ну, например: не «Иди нА нос», а: «Иди на нОс»!
На уроках Нагорный получал «двойку» за «двойкой», но его это, кажется, не интересовало: он был поглощён дружбой с Юсевичем, Баршаем и Мариком Коганом, а главное – с девочками… Эти ребята называли его не Давидом, а – как им казалось, «на английский лад» - «Дэвисом», у нас же в классе ему присвоили прозвище «Дэлбус», очень к нему подходившее: в нём слышался намёк и на «балбеса», и на «оболтуса», и на «дылду»..
Но хотя и то, и другое, и особенно третье было довольно справедливо, вместе с тем Давид обладал своеобразным обаянием. Усиленно интересуясь «женским полом», он никогда не говорил о девочках, о женщинах пренебрежительно, не пошлил, не рассказывал сальности. А страсть его к «пионерской работе» оказалась настоящим жизненным увлечением…
Конечно, седьмой класс он провалил: был оставлен «на повторный курс», но школу покинул. В восьмом классе кто-то из ребят однажды явился в школу с сенсацией: встретил Давида, сопровождающего, с красным пионерским галстуком на длинной шее, целую колонну детей.
Пошёл слух (позднее оправдавшийся) что он устроился на штатную должность старшего пионервожатого какой-то школы. Несколько лет мы с ним не видались, а встретились, когда я, окончив школу, поступив в один технический вуз, а затем оставив его, сам подался в школьные пионервожатые. Для этой категории школьных работников Дворец пионеров проводил еженедельные семинары, на которых мы и стали видеться. Давид рассказал, что уже несколько лет работает старшим вожатым в 110-й школе на Журавлёвке, он очень преуспевал на этом поприще, заведовавший семинарами специалист по пионерской работе Леонид Михайлович Юзефович не раз ставил его всем нам в пример. Давид, как оказалось, с помощью директора школы, в которой работал, сдал экстерном экзамены в этой же школе за десятилетку (зная нравы того времени, уверен, что не столько он их «сдал», сколько у него «приняли») и, получив аттестат зрелости, поступил в двухгодичный Учительский институт. А я к тому моменту - в педагогический. (Учительский, дававший неполное высшее образование, выпускал учителей с правом преподавания в средних, педагогический предоставлял образование высшее и готовил преподавателей старших классов).
Я уже учился в пединституте, когда Учительский институт в Харькове ликвидировали, слив его с Педагогическим. Но выпускникам учительского дали возможность получить тот диплом, на который они рассчитывали при поступлении. Так я в стенах своего института встретился с Нагорным. Сам я три года учился на вечернем отделении и лишь на четвёртом курсе перевёлся на стационар, где познакомился с Инной, и вскоре мы поженились.
А ещё через несколько месяцев меня призвали в армию, отправили на Дальний Восток, откуда я вернулся через несколько лет. В поисках работы как-то набрёл на следы Давида, который к тому времени заведовал детским сектором большого профсоюзного Дворца культуры «Пищевик». Стали обмениваться подробностями своих биографий – Давид к тому времени тоже был женат, притом – тоже на учительнице… Когда я назвал ему имя своей жены – он чуть не подпрыгнул. Оказалось, они были знакомы – и даже более: Инна (ещё до моего с нею знакомства) решительно отвергла его ухаживания.
Собственно, она сама мне об этом и рассказала, ещё когда мы только начали "встречаться". Солидный, очень взросло выглядевший, сильно взматеревший «Дэлбус» присмотрел её в институте, познакомился, стал бывать у неё в доме. И Саре Михайловне, Инниной маме, страшно не понравился!
Моя будущая тёща начала устраивать дочери сцены: «Я тебя прошу, - кричала она, - перестань с ним общаться! Это взрослый мужчина, а тебе нужен – мальчик!»
– Понимаешь, - рассказывала мне будущая жена ещё в первые дни наших лирических взаимоотношений, - я не могу сказать, что он мне не нравился. Или – что нравился. Он был мне – никак! Я ему объяснила, что против его визитов возражает мама. «Ну, давайте переписываться», - предложил Давид. Некоторое время я ходила на почту и там получала его письма на моё имя – «до востребования». Но мне это надоело, и я ему написала, чтобы он прекратил переписку, так как… Думала-думала: «Так как…» – что? И, не найдя веской другой причины, сформулировала: «Так как вы мне неприятны!» Это была неправда, повторяю: я просто была к нему равнодушна, и мне до сих пор стыдно, что я буквально ни за что обидела человека. Но иного способа избавиться от его ухаживаний не придумала…
Конечно, я Давиду не рассказал этих подробностей. А он в ходе наших случайных встреч однажды спросил: как я уживаюсь с тёщей? Услыхав, что – ничего, уживаемся, - не удержался от характеристики: «Мне казалось, у неё тяжёлый характер…»
…Спасибо, Сара Михайловна! Спасибо, мама: отвадив Давида от Инны, Вы для нас с нею сыграли роль самой Судьбы!
Свободное копирование
