АВТОР - О СУДЬБЕ РУКОПИСИ ЭТОЙ КНИГИ
Она была задумана и выполнена как естественное продолжение моих «Записок без названия», а начата ещё в 70-е годы. Завершив вчерне работу над рукописью, я распечатал её на принтере в 3-х или 4-х экземплярах с соблюдением основных правил книжной вёрстки, собственноручно переплёл, снабдив титульными листами с указанием «Авторское издание», зашёл в типографию, где мне аккуратно обрезали эти книжки на гильотине, в результате чего они приняли вид, близкий к товарному.
Пижонское стремление приблизить внешний вид книги к профессиональному привело к неожиданному для меня результату: двое живущих в Харькове однокашников из числа моих близких и любимых друзей, которым я передал свой труд на обсуждение и был готов учесть их критические замечания, вообразили, что это уже готовая продукция, что моя книга где-то уже опубликована, и что, таким образом, сообщённые мною факты преданы широкой гласности. Оба высказали автору своё мнение о нём как о человеке, нарушившем элементарные основы порядочности. При этом один из них, призывая автора осмыслить всю пакостность такого его поведения, писал: «Если у тебя есть остатки совести…».
Другой, имея роскошь не быть евреем, отнёс действительные и мнимые проступки автора на счёт всей его (автора) известно какой национальной натуры…
В результате автору пришлось вычеркнуть юдофоба навсегда из состава своих друзей. Тем не менее, просьбы и замечания обоих – в той мере, в какой они не противоречат моему понятию правды и чести, – в предлагаемом варианте учтены. Да ведь я для того и посылал им свою рукопись, чтобы свериться, посоветоваться, обнаружить изъяны собственной памяти. Хамский выпад бывшего друга не заставил меня вычеркнуть из памяти то, что я в нём любил, но утвердил меня в правильности нашего отъезда: если черносотенным духом проникся человек, с которым я дружил более полувека, мне там, на горячо любимой родине, места нет.
ВСТУПЛЕНИЕ:
ПРОГУЛКА НА СТАРОМ ПЕГАСЕ
Рифм и образов шпоры,
снова вздыбьте коня:
мальчикОвая школа,
ты взрастила меня.
И тридцатого марта*
из пучин лет и бед
одинокая парта
шлёт мне горький привет…
Знают разные страны –
те, где нынче живём:
пацаны-стариканы,
все вы – в сердце моём.
Их сегодня помянем
мы с тобою, мой стих.
Но сначала - молчаньем:
тех, кто вовсе затих…
Светлой скорби минуты –
людям с солнцем в крови,
нас учившим науке
чести, правды, любви.
А теперь нам стаканы
осушать за живых:
пацаны-стариканы,
вам и сердце, и стих!
Дружбы радостной данью
пусть взыграет струна!
Всем: и ближним, и дальним –
золотая строка.
Сил не хватит мне, что ли?!
Поклонюсь до земли
школе мужества, школе
нашей, други, семьи!
Рифм и образов шпоры –
снова взмыльте коня:
школой жизни, о, Школа,
стала ты для меня!
Харьков, 18 мая 2001 года. Перед встречей с одноклассниками из выпуска 1949 года.
Свободное копирование
