Как помнит читатель, до десяти лет у меня не было повода задуматься над своей национальностью. Так что никакого национального чувства «в крови» у евреев так же не существует, как и у любого другого народа.
В 1941 году мальчишка в пионерлагере впервые мне сказал, что я – жид. И этим объяснил и мне, и себе все мои действительные и мнимые недостатки и проступки – как прошлые, так и будущие. Часто у евреев спрашивают: ну, чего это вы так обижаетесь, когда вас называют жидами? Как у нас, украинцев, есть кличка «хохлы», а у нас, русских, - «кацапы», так у вас – кличка «жид»… Ну, и что из того? Обозвали друг друга, подразнились – и разошлись. А вы так обижаетесь на слово жид, как будто вас убивают…»
А ведь и в самом деле: слова «хохол» или «кацап» не означают намерения стереть с лица земли всех украинцев и/или русских. А клич «Бей жидов, спасай Россию!» (…Украину, Польшу, Германию…) всегда был синонимом национального уничтожения, – неважно: мужчин или женщин, стариков или детей, виновных или безвинных. И в те же дни, когда мне довелось услыхать, что я – жид, в немецкой листовке русскому солдату «объяснили»: Гитлер пришёл тебя освободить от жидо-большевистской власти. Это означало, как мы теперь знаем, полное – до последнего младенца – уничтожение евреев! Так есть разница, или нет её, между добродушной дразнилкой «хохол», «кацап» - и полным ненависти клеймом «жид», в «идеале» несущим смерть?
В 1942 году в Глушках взрослый мужчина дразнил меня странным словом «Узе!». Если перед харьковским мальчиком, хотя бы лишь с его точки зрения, я хоть в чём-то провинился (мы поспорили из-за игрушки), то теперь насмешка и издевательство были вызваны лишь тем, что я вообще живу на свете.
Эти два случая нарушили мою национальную невинность. И однако всё это были только цетики по сравнению с ягодками Златоуста.