Ты по степи, ты по лесу,
ты к тропикам, ты к полюсу
легла, родимая,
необозримая,
несокрушимая моя!
(В. Лебедев-Кумач, "Марш энтузиастов" из названного выше кинофильма).
* * *
Я пересёк её с Запада на Восток и с Юга на Север. Побывал в Москве и Ленинграде, Донецке и Горьком, Днепропетровске и Тбилиси, Таллинне, Орджоникидзе, Полтаве, Риге, Уссурийске, Челябинске, Умани, Одессе, Симферополе, Кисловодске, в Целиннон крае и на Кубани, в Воркуте и Мордовии, в Кировской области и в Крыму, у подножья Казбека и в Поволжье, на Урале и в Юрмале…
Конечно, ещё больше мест, где мне так и не удалось побывать, но и увиденного достаточно, чтобы сказать о своей стране: она прекрасна!
Я говорю это с чистым сердцем и неотягчённой совестью. Хотя не все места были хороши и не всё увиденное – отрадно. Что весёлого в посещении концлагеря? Нелёгкими были и дороги беженцев, служба в армии. С целины я привёз болячку на всю оставшуюся жизнь.
И однако, радовали или огорчали посещённые места, это моя страна, иной родины у меня нет и быть не может (1).
В ХХ веке чувство родины подверглось небывалому испытанию. Миллионные массы поменяли среду обитания и оказались в чужой стране. Появились британские индийцы, канадские украинцы, американские русские… Евреи, не имевшие своей земли две тысячи лет, вновь обрели её, а многие палестинские арабы, напротив, стали скитальцами.
Много разговоров идёт о том, что родина – понятие отжившее. Мол, где мне хорошо, там и родина.
Но что такое «хорошо»? Сытно? Вольно? Безопасно? В таком случае Россия никогда не была родиной для миллионов своих сынов и дочерей.
Нет, чувство родины – это не чувство сытости или свободы – оно не зависит от них.
Может быть, оно и исчезнет когда-нибудь вместе с разнобоем языков, с государственными границами, по мере развития транспорта на Земле. но пока что до этого далеко. Для большинства людей разлука с родиной, особенно эмиграция, - тягчайшее моральное испытание, которое не все выносят. По крайней мере, оно не для меня.
И не потому, чтобы я грешил комплексом Жидовецкого – нет, я далёк от иллюзий. Но комплекс Гафановича принимаю всей душой: умереть хочу здесь (2).
В сорок первом мы ехали не умирать, а жить. И ехали не на чужбину: страна была огромной, не всегда ласковой, но казалась своей.
(1) Готовясь теперь к выезду навсегда в Израиль, оставляю написанное без изменений – как вылилось от чистого сердца. Предвидеть сегодняшнее ужасное я мог, но не хотел. – Примечание 1990 г.
(2)Не удалось!.. –Примечание 1990 года.