Сначала был приказ о затемнении. Соблюдать его требовалось безоговорочно и буквально.
Харьков расположен от границы довольно далеко, он находился пока что вне пределов досягаемости для немецких бомбардировщиков. Но строгости были введены сразу же, буквально на второй день войны, и за их соблюдением особенно рьяно следили домашние хозяйки и дети. Бывало, стоит кому-то неплотно зашторить окно, как толпа баб и ребятишек поднимает во дворе страшенный гвалт. Кто-нибудь бежал стучать кулаком в дверь нарушителя, и шум угасал лишь тогда, когда перепуганные хозяева либо устраняли дефект затемнения, либо гасили свет. В погружённом во мрак городе любая щёлочка света, действительно, издали бросалась в глаза. Однажды кто-то из нашей семьи по ошибке включил свет в одной из комнат днём, а потом мы все ушли. Какой хай поднялся во дворе с наступлением темноты: не щёлочка, а целое окно ярко светилось в первозданной темноте. Когда мы вернулись, нас чуть не растерзали.
Но такая рьяная бдительность, по-моему, не слишком помешала немцам, когда они начали бомбить город. Слабо помогли и полоски бумаги, крест-накрест, как в нынешнем «спортлото», перечеркнувшие стёкла окон. От взрывов и от взрывной волны стёкла лопались и разлетались на кусочки.
Чуть ли не в первый день начали рыть «щели» - крытые окопы с накатом из брёвен и земли, оборудованные на случай бомбёжки. По квартирам прошла соседка, составляя список желающих приять участие в рытье таких щелей, я записался, пошёл на задний двор, где начали эту работу, впервые в жизни взял в руки лопату. Исполненный самого романтического воодушевления, попробовал копнуть, и… ничего у меня не вышло: лопата не хотела входить в плотно убитую, утоптанную землю, ни силёнок, ни сноровки у меня не было.
Довольно долго «щели» и убежища пустовали: в них не было нужды. Но вот начались «тревоги».
В августе и даже в самых первых числах сентября они в большинстве случаев были ложными, учебными или же «профилактическими» (объявлялись на случай: «а вдруг долетят?»). Чаще всего это бывало днём. Иногда начиналась интенсивная зенитная стрельба, порой раздавались лишь отдельные выстрелы. Всех предупредили: осколки зенитных снарядов смертельно опасны. Мальчишки после такой тревоги лазали по дворам, по крышам в поисках осколков. Я жестоко завидовал тем, у кого их было много, пока сам не набрал две-три пригоршни железяк различной величины, которые хранил в пустой отцовской кобуре. Её я потом вместе с осколками увёз с собой в эвакуацию, где железки потерялись, а кобура пошла на подмётки.
Однажды мы с отцом, выскочив из троллейбуса, попали под настоящий осколочный дождь, пустились бежать, как бегут укрыться от надвинувшегося ливня, куски металла шлёпались где-то рядом, но нас не задели.