НА СНИМКЕ: часть обширного семейства Рахлиных - Росманов.
Во втором ряду (где все сидят на стульях) третий слева - Данила Россман, следующая (4-я) - его жена, урождённая Шухля Рахлин (в семье её называли Соней). Обоих я помню - они жили в одной коммунальной квартире в Харькове на ул. Гоголя со своей дочерью Верой (стоит в заднем ряду четвёртая слева), она вышла замуж за родного дядю - Александра Рахлина, и семьи вторично породнились... Её муж, если не ошибаюсь, второй справа в ряду сидящих. Кроме Веры, на снимке ещё несколько детей Данилы и Сони: стоящая рядом с Верой Этя Россман (3-я слева в том же ряду), сын Муся (5-й слева), следующая - приёмная дочь той же четы - Паша, и последняя - тоже их дочь (имени не помню). В ряду сидящих на стульях первая слева - наша с Марленой родная "бабушка Женя" (мать нашего отца),её муж, т. е. наш дед Моисей (дедушка Мося) - отец нашего папы (сидит в том же ряду 5-й слева), рядом с нашей бабушкой - родной брат деда, Марк Рахлин, а за его спиной (вторая в ряду стоящих) - его жена Аня. 1-й слева в том же ряду - двоюродный брат нашего отца по линии его мамы - Фроя Вол.
Из сидящих на полу первого слева не знаю, второй и третий - сыновья Веры и Александра Рахлиных Илья и Геня, 4-й - папин младший брат Абрам. Последних в рядах сидящих на стульях и на полу не знаю.
В Харькове по пыльному перрону бежал нам навстречу голенастый тринадцатилетний мальчик - Миля (Михаил) Злотоябко, мой двоюродный брат.
Семья его матери Сонечки - старшей сестры нашего отца - жила в Харькове неподалёку от Южного вокзала, на улице Котлова, бывшей Большой Панасовке, в той самой квартире, где с давних пор (где-то с 1909 года) гнездилось всё по-форсайтовски многочисленное (но, увы, не столь богатое) семейство Рахлиных - точнее, ветвь моего деда.
Дед Моисей Абрамыч ("дедушка Мося") был в Харькове мелким конторским служащим на пивном заводе. Приехал сюда с семьёй из Белгорода, где у бабушки успело родиться множество детей - в том числе и мой отец. Дед имел право жительства вне "черты оседлости" евреев, то есть и в Харькове. Эту привилегию выслужил для мужской линии своего потомства мой прадед - ценой двадцатилетней - ещё с кантонистов! - службы в армии русского царя.
Почему деда понесло из Белгорода в Харьков - не знаю, но тут он, благодаря своему "праву жительства", имел дополнительный тайный приварок: на его имя была записана лавка или какое-то другое "дело", принадлежащее его дальнему родственнику, свойственнику или знакомому, права на жительство не имеющему. Служа конторщиком, дед где-то числился купцом и тайно получал за это небольшую, но приятную мзду от истинного владельца.
Всё было настолько шито-крыто, что даже отец мой ничего не знал. С этим связана история, которая произошла в конце двадцатых - начале тридцатых годов, а мне её рассказала Сонечка в пятьдесят первом.
Возвращаясь с курорта в Ленинград, папа остановился в Харькове у родных и здесь от кого-то узнал вдруг "тайну".
Папа пришёл в ужас. Ведь он в партийных и прочих анкетах писал, что его отец - конторский служащий и даже какое-то время (это была чистая правда) служил ночным сторожем. И вот выясняется, что "до 1917 года" его отец официально, по документам, был к-у-п-ц-о-м!
Ни жив ни мёртв вернулся папа в Ленинград и, улучив минуту, сказал маме дрогнувшим голосом:
- Бумочка, ты только не волнуйся, я должен тебе признаться... рассказать одну неприятную вещь...
Мама обомлела: она вообразила, что папа гульнул на курорте (он нравился женщинам), что он увлёкся, влюбился, разлюбил... и т. д. Узнав, в чём дело, вздохнула с облегчением:
- Придётся заявить, - сказал папа обречённо. - Ведь получается, что я скрыл от партии своё истинное социальное происхождение!
С огромным трудом ей удалось его убедить, что, поскольку Моисей Абрамыч был купцом липовым, то, значит, и каяться не в чем.
А покайся он - вычистили бы из партии, как пить дать.
Свободное копирование
