А ещё из Пышминских воспоминаний нельзя не упомянуть очень знаменательное для того времени деяние. Может быть и не запомнившиеся многим, но определенно свидетельствующее единодушное в народе стремление к победе, искреннюю тревогу за судьбу страны и буквально трогательное сочувствие и уважение к воюющим солдатам.
Точно не помню: то ли в конце 1941, то ли в начале 1942-го года в Пышме было объявлено предложение (не распоряжение, а именно предложение) каждой семье собрать и отправить посылочку индивидуального назначения (кому какая достанется) для солдат-фронтовиков. Возможно, это было затеяно как новогодний привет солдатам – не знаю, от кого исходила инициатива – сказать не берусь. Но встречена она была сельчанами единодушным согласием. Вопрос был только – что послать и где взять. Магазины практически пусты. И вдруг – конечно, к случаю – в магазине появились специальные предназначенные для таких посылок индивидуальные наборы. Каждая семья могла выкупить один такой набор, и в посылочке с такими или своими дополнительными вложениями, желательно с письмом или записочкой, сдать всё это на почту для специальной отправки. В наборах были обязательно табак, папиросы, консервы, копчёности, печенье – всего понемножку – на одного человека. Я не знаю никого, кто бы польстился оставить для себя хоть что-то из этих на то время немыслимых деликатесов. От себя ещё добавляли связанные тёплые носки, варежки мужских размеров, рукавицы, кисеты – кто что нашёл, кто что мог – и делали это от всего сердца.
Думаю, что это была не Пышминская, а общегосударственная очень своевременная и всем по человечески понятная затея. Но вот за время моего проживания с 1942 по 1945 годы в Каменск-Уральске (ст. Синарская) ничего такого не проводилось.
Мы с мамой тоже отправили такую посылочку, дополнив её двумя парами заказанных (мы-то вязать не умели) шерстяных носков и письмом. И, представьте себе, чуть позднее нам стала известна фамилия солдата, получившего нашу посылку – Колчин. Он прислал благодарственное письмо, пожелал мужу моему фронтовику устоять в этой войне и, если он сам выживет – встретиться. И письмо моё ему понравилось очень – «всем читал». Вот такая история.
Январь 1942 на исходе. Я со времени рождения ребенка никуда в район не выезжаю. Своим инспекторством могу заниматься только в Пышме, что есть совсем не достаточно. Приобщаюсь к работе на амбулаторном приёме в порядке замещения. О переводе на лечебную работу речь идёт (согласовано), но вакансии пока нет. Замещение случайно, редко и кратковременно – обычно несколько дней. Из лечебной на мою работу переходить желающих нет. С работы госсанинспектора мне, по вполне веским и неустранимым семейным обстоятельствам – уходить нужно было неизбежно. А без работы – не выжить. Положение затруднялось ещё и тем, что, только работая на врачебной должности, я, как и все мои сокурсники, сохраняю право при первой же возможности (во всяком случае до послевоенного времени) продолжить учёбу на последнем курсе любого медицинского ВУЗа страны и получить полноценный диплом, сохранив при этом заработанный врачебный стаж. Взяться за другую работу значит потерять это право и с ним избранную профессию. На последний курс я могу быть принята только с врачебной должности.
Приходилось уже обдумывать «обращение» в Свердловский Облздравотдел за назначением на лечебную работу куда-то в другую местность. Даже сама поездка в Облздравотдел (а переписка – дело очень затяжное) при моих обстоятельствах затруднительна. И просить о новом назначении, сопряженном с переездом в другую местность – ох как трудно. И одолимо ли?
Свободное копирование
