Обратный путь из Облздравотдела был, конечно, не лёгким. Дело к вечеру. К болям и слабости присоединялся настораживающий озноб. Доехала до вокзала. С мамой и Сашенькой добрались до эвакопункта и того здания, где должна быть Орлова и изолятор. Оставив своих в вестибюле, с запиской Степанова пошла разыскивать Орлову. Не успеваю придти в одно место, где видели Орлову, а она уже а другом. И ходила я так, по-видимому, долго и трудно. С ознобом поднялась температура, увеличилась слабость. Последнее место, что мне указали – дезинфекционное отделение.
Помню, что там тёмный цементный пол и у стен – ряд узких темно-серых шкафчиков. Я жива. Очнулась я на этом цементном полу и увидела склонившуюся ко мне женщину в белом халате. Первое, что я выговорила – «Я ищу доктора Орлову», а она мне: «Доктор Орлова - это я, Вы меня искали, – а выходит, что нашла Вас я». И тут же мне успела ввести, судя по запаху, камфару. Похлопотала ещё немного. Прочла записку Степанова и распорядилась проводить нас в санпропускник, а после купания – в изолятор.
Собственным ушам не верилось - неужели мой план-минимум подошёл, наконец-то, к благополучному завершению: какой-то приют для всех нас, лечение (фактически спасение) для меня и полноценное питание, место и уход для моего маленького, который так тяжело и почти безропотно переносил суровые лишения. Сыночек мой, беззащитная родная душа моя – Сашенька.
И всё-таки ещё одно непереносимое для материнского сердца зрелище довелось мне пережить. Прошло много десятилетий, а я, вспоминая эту картину, я и сейчас ощущаю спазмы в горле, боль и тягучую тоску в сердце, слёзы.
Мы уже после купания в пустой (поздний вечер) «ожидалке» санпропускника, ждём вызванного регистраторами сотрудника, что проводит и устроит нас в изоляторе. Далеко от нас, за сплошной стеклянной перегородкой регистратуры две девушки затеяли
чаепитие. И маленький Сашенька, увидев чашки в их руках, задрожал всем своим детским тельцем, изо всех сил потянулся в их сторону ручками и так горько, с такой обидой в голосе заплакал, что не заплакать, поняв, в чём дело, не могли не только мы с мамой, но и чужие люди, Девушки сразу же, с причитаниями, принесли ему чай с размельчённой булочкой, подкормили малыша, но и после того как он успокоился, еще плакали жалостливо.
Вот как завершился наш первый день в Свердловске – только один день, полный тревог и обоснованных, как мне казалось тогда, запредельных опасений, страданий и сомнений. Один всего лишь день, но памятный – до боли. День, который я, пусть далеко не блестяще, преодолела – и победила.
Нас троих поместили в одной комнате, У каждого – чистая постель. Сразу было начато моё лечение сульфаниламидами (дефицитными в ту пору) и изумительным по своей целебности (особенно для лечения трещин, маститов) перувианским (или перуанским - от имени страны Перу) бальзамом, аппетитно пахнущим шоколадом (препарат изготавливается на основе масла какао).
В тот же вечер консультировавший меня хирург дал сутки на консервативное лечение, а если не появится тенденция к улучшению, то считал необходимым хирургическое вмешательство.
Но в изоляторе, при всех лечебных мерах, на чистых постелях, с трёхразовым питанием для меня и мамы, с детским специальным питанием из молочной кухни для Сашеньки – мама ходила за ним ежедневно – за почти полторы недели пребывания в изоляторе (не забыть ещё и моральную поддержку очень доброжелательно относившегося к нам персонала) мы все заметно окрепли, а я выздоровела без хирургического вмешательства. Сашенька наш поздоровел, похорошел, повеселел и всем нравился: им любовались, заигрывали с ним, и сердце моё таяло.
Счастливое завершение смертельно опасных невзгод утвердило меня в обоснованности как минимум двух пословиц: первая – «К беде неопытность ведёт» и вторая – «Свет не без добрых людей» (последнюю - от себя – дополню: «и очень нужно стараться быть в их числе».
Новые наши условия жизни так контрастировали с только что пережитым кошмаром! Появились новые реальные надежды на трудоустройство и жизнеустройство – я в первые дни как будто заблокировалась от невзгод, от предстоящих трудностей, от мыслей печальных и тревожных. Возможно, это была какая-то защитная реакция, Но было именно так.