Пьянки, драки в общежитии были постоянно. Я того, не желая, втягивался в эту жизнь. На день сталинской конституции, мы пошли компанией гулять, и я напился так, что не помнил, как добрался до общежития.
В одной из комнат на втором этаже, в субботу на всю ночь собирались ребята играть в очко. Ребята уговорили меня пойти поиграть, ставки там мизерные. На столе стоял графин пива, водка и закуска. Каждый, кто приходил играть, могли выпивать и закусывать. Четверо ребят сидели с картами в руках, и со стаканов потягивали пиво, в комнате стоял острый хмельной запах и запах табака. Нам предложили угощаться. Вскоре двое игравших ребят вышли из-за стола, мы вдвоём сели. Я проиграл сто пятьдесят рублей, которые у меня были с собой, мне сказали, чтобы я сбегал ещё за деньгами, чтобы отыграться. Я ушёл и больше не вернулся, это был единственный случай в жизни, когда я играл на деньги. Я слышал, что у шулеров выиграть невозможно.
Один из стариков Витёк, всякий раз, когда напивался, врывался в нашу комнату, хлопал дверью, и начинал буянить, строить из себя блатного, и вязаться, то к одному из нас, то к другому. Мы просили его:
-Витя, уйди.
Приходилось идти в его комнату, просить ребят, чтобы его забрали. Он нам так надоел, что мы с Володей решили, когда придёт к нам, начнет вязаться и оскорблять, отучить его. Когда трезвому ему говорили, он улыбался и давал слово, но стоило ему напиться, то первым делом шёл к нам салагам, качать права. Я сидел на своей кровати и пиликал на аккордеоне, вдруг врывается Витек, прямо ко мне:
- Кончай играть.
- Не твоё дело, пошёл вон отсюда - сказал я.
Он ударил кулаком по мехам, чуть не порвал их. Я отставил аккордеон, встал, и кивнул Володе, который лежал на своей кровати и читал книгу (у него был первый разряд по боксу). Володька встал и подошёл к Витьке.
- Пошел вон, – повторил я и толкну Витьку.
Витька бросился на меня с кулаками, Володька врезал ему сзади. Мы набили ему морду, и выбросили из комнаты.
Приходили ребята с его комнаты и говорили, что Витёк грозится нам отомстить, что он приведёт своих блатных из города, и что мы уже не жильцы. Больше мы Витьку в нашей комнате не видели. Весной он ушёл в военное училище, писал ребятам письма, и в одном из писем передавал нам привет, где писал, что только в училище он понял, что был не прав, и зла на нас не держит.
Следующая драка была в нашей комнате. Володя и Макс приехали раньше, сдали вступительные экзамены на вечернее отделение в институт. С занятий они приходили в час ночи, включали свет (в центре комнаты висела лампочка 250 вольт), часов до двух что-то читали, или спорили, будили меня, и не давали спать. Я их просил:
- Ребята, тушите свет, давайте спать, завтра на работу.
Иногда Володя тушил свет, (его кровать стояла рядом с выключателем), или прекращали спорить, но продолжали лежать не выключая свет и читать.
Однажды они устроили галдёж, что он дошёл до крика, был третий час ночи. Я стал их просить, чтобы перестали орать, и легли спать. Володя мне ответил:
- Кто хочет спать, тот спит, - продолжая спорить, указывая на Лёню, чья кровать стояла рядом с моей. Он тихонько похрапывал. Я встал, выключил свет. Володя включил. Я встал снова выключил. Воля включил. Тогда я сказал, что разобью лампочку.
- Разбивай, - сказал Володя.
Я вытащил из-под кровати туфель, запустил в лампочку, она ударилась об потолок, все стёкла посыпались на Володину кровать. Он спокойно встал, открыл дверь. Свет из коридора проник в комнату. Он достал из тумбочки лампочку, встал на стул, вывернул цоколь и ввернул новую лампочку. Снял со своей кровати одеяло с осколками стекла, высыпал на меня, и больно ударил цоколем.
Я встал, врезал Володьке. Мы стали наносить друг другу удары. От бешенства я не соображал, что творю. Я стал соображать, когда услышал, как Макс стукал меня по голове и кричал:
- Отпусти его, а то задушишь.
Я сидел верхом на Володьке и руками сжимал его горло, он хрипел, и пускал пузыри. Володька мне выбил челюсть, что я неделю не мог открыть рта, У него всё горло было в кровоподтёках. Зато они теперь, придя с занятий, тихонько ложились спать.
Лёня, кровать которого стояла рядом с моей. Однажды он заявил, что у него из чемодана пропало 900 рублей:
- Вот здесь под газеткой, на дне чемодана они лежали, и нет.
Все вещи и ценности у нас лежали в чемоданах под кроватями. У меня больших денег никогда не было, если что собиралось, я отправлял домой. Лёня пожаловался коменданту общежития.
Комендант, бывший фронтовик, офицер, в чине капитана, продолжал ходить в офицерской форме, в начищенных, хромовых сапогах, и чистым подшитым подворотничком, был пьянчужка, и постоянно ходил под парами. Он несколько раз в день бегал в забегаловку, которая была метров сто от общежития, где заказывал сто пятьдесят и конфету. Продавщица, молоденькая, улыбчивая женщина ему отмеривала сто пятьдесят, и умышленно давала шоколадную конфету в обвёртке, и всякий раз комендант говорил:
- Нет, нет, это дорого, мне подушечку.
Комендант пришел в нашу комнату и сказал:
- Никто чужой взять деньги не мог, откуда кто-то знал, что у Лёни в чемодане под газеткой лежат деньги. Деньги взял кто-то свой, с вашей комнаты, вот я вас всех посажу за стол и по глазам определю, кто взял деньги, признавайтесь по-хорошему.
Он усадил нас всех за стол, и стал внимательно смотреть нам в лицо. Он долго смотрел на меня, и я стал чувствовать, что краснею. Вскоре все стали смотреть на меня, я стал заливаться краской. Я разволновался, встал из-за стола и сказал:
- Ну, что вы все на меня смотрите, не брал я никаких денег, я точно знаю, что не брал.
Я разволнованный вышел на улицу, никак не мог придти в себя, сам себя стал успокаивать, ну чего я так переживаю:
- Я же знаю точно, что денег не брал.
Этот случай научил меня многому, я решил, вести себя уверенно, не обращать внимания, не оправдываться, и ни кому, ни чего не доказывать и не разговаривать, если я не виноват.
По технологии военная приёмка требовала, чтобы детали глубокого анодирования промывались спиртом. Зоя Ивановна всякими путями старалась отделаться от этой технологии. Она говорила, что из своего опыта знает, только стоит рабочим дать спирт весь цех будет пьяным. Однако военпреды настаивали. После совещания у гл. инженера, Зое Ивановне был дан приказ промывать детали спиртом. В девятом цеху, в отделении пассивации, завезли месячную программу деталей, установили большую протвень, рабочим выдали резиновые, перчатки, кисточки.
Зоя Ивановна налила в противень литра три спирта, разъяснила рабочим, как нужно промывать детали. Сама не отходила от протвени, чтобы рабочие не пили спирт. Где-то часов в одиннадцать её вызвали, и она приказала мне не отходить от протвени. Уходя, на обед, я выпустил рабочих и закрыл дверь на ключ. Поле обеда Зоя Ивановна снова стояла около протвен, я ходил на склад получать товары. Стоило Зое Ивановне отвернуться, как рабочие успели хлебнуть, да так, что в конце смены всех троих через проходные выводили под руки. У проходной стояла огромная толпа и наблюдала, и весь завод знал, что эти рабочие промывали детали спиртом. На следующий день все трое стояли перед столом Зои Ивановны, клялись и божились, что в рот капли не брали. Что их развезло от паров, и что на такой работе нужно не только давать молоко, но и кормить, как следует, и давать закусывать. В дальнейшем детали спиртом больше не промывали.
Свободное копирование
