Мое персональное дело к этому времени уже составляло несколько сот страниц. Документы, имеющиеся в этом деле, меня реабилитировали полностью, и не осталось сомнений в том, что в чем-то я провинился перед партией, перед ленинскими идеями. Поэтому было просто непонятно: почему так долго тянется мое дело, почему некоторые стараются во что бы то ни стало "разоблачить" меня как врага народа, скрытого оппозиционера, каким я никогда не был?! Правда, было и какое-то "утешение" в том, что я не один, таких дел, как мое, были десятки, а может быть, и сотни тысяч! Но все же мое дело было ясно всякому, кто хотел видеть правду. Тогда мне было 32 года, из которых последние 17 лет я жил в Краснодаре, где вступил в комсомол (16 лет тому назад) и в партию (14 лет тому назад) как "рабочий от станка", в первый ленинский призыв. За все эти годы я не имел какого-либо замечания, не совершил какой-либо, хотя бы незначительной, политической ошибки,. Напротив, я активно работал в рядах партии, практически осуществляя ее решения. Мое "грехопадение" было только в том, что в 1928 году, в конце партийной дискуссии, я задал несколько вопросов докладчику (не выступал, как это написано в протоколе ПКК, а задавал вопросы с места, после настойчивого приглашения председателя собрания - "какие будут вопросы?"). Мне было неясно о безработных (тогда я сам несколько месяцев был безработным!), затем я спросил: "по всем ли вопросам ошибается Зиновьев (он ведь до этого был членом Политбюро ЦК ВКП (б), председателем 5-го Коминтерна, имея большой авторитет!). Конечно, мой вопрос был наивным: дело ведь не в количестве ошибок, а в принципиальном расхождении от партии в основных вопросах, в атаке на ее генеральную линию, но что делать, если в то время я не понимал это четко. Но ведь об этих моих вопросах Кубанская окружная ПКК ВКП(б) уже имела свое решение от 2 марта 1928 года, дело было рассмотрено и прекращено, сдано в архив, а мне было предложено усилить над собой политвоспитание. Я так и поступил, и зачем было через почти 10 лет вновь возвращаться к этому вопросу, отрывать от дела многочисленных партработников и парторганизации, наносить мне исключительно сильный моральный и материальный ущерб (и не только мне, но и всем моим близким!).
Эти переживания вызвали у меня сильно выраженный "стресс" - трофические нервные расстройства, которые, несмотря на лечение, все больше и больше усиливались, сделав меня буквально инвалидом. Я физически не мог писать (мою апелляцию писала под мою диктовку комсомолка - зубной врач Кумторкалинского врачпункта Клава, этот документ был рассмотрен Краснодарским ГК ВКП(б) 20 февраля 1938 г. и по нему было вынесено положительное решение). Я страдал тяжелой формой острой экземы кистей рук, пальцы сильно отекли, кожа лопалась и трескалась. В это время меня одевали и кормили, я не мог держать в руках ложку или вилку, не мог застегнуть или расстегнуть пуговицы, так как пальцы были деревянные, не гнулись. Процесс по лимфатическим сосудам поднимался вверх - в лимфатические железы, которые набухли, были очень болезненны, вечерами температура поднималась до 38-39®. Нa день несколько раз делали ванны для кистей рук, перевязывали их с наложением всевозможных антисептических и успокаивающих средств.
Свободное копирование
