Работая по совместительству зав. избой-читальней, которая находилась в помещении сельсовета, я должен был реализовывать государственные займы, на что мы имели контрольные цифры, предварительно планируя распределение облигаций между жителями по принципу материального достатка. И вот как-то заходит в избу-читальню наш самый "большой кулак" - Джидярян. Это был старик, имевший большой дом со множеством пристроек, сажал около 5 гектаров табака, нанимая большое количество батраков, и т. д. Я сообщаю ему его контрольную цифру на облигации госзайма (теперь не помню, в какой сумме она была выражена), он хмурится и громко заявляет: "а разве мы можем выиграть? Вот, сколько подписываемся, и все бестолку! На нас не выпадут выигрыши - мы кулаки!" Я спросил его: "А вы когда-нибудь проверяли по таблицам выигрышей свои облигации?"
-- Что проверять, и так ясно, что выигрыши не для нас, вот хочешь, проверь, - заявил он, протягивая пачку облигаций (кажется Третьего займа индустриализации).
Я стал проверять по таблицам и вдруг, надо же: облигация Джидара выиграла тысячу рублей! Признаться, мне было жалко, что такой выигрыш достался кулаку, но ничего не поделаешь. Зато я стал его изобличать в попытке сеять недоверие к Советской власти. Он притих, ему стало неудобно, поскольку в избе-читальне (это было на людях) было полно людей, и он как бы был пойман "с поличным"!
У Джидара был взрослый сын 20-25 лет. Как-то он приехал в сельсовет на своем красавце-жеребце, и, увидев меня, спросил: "Не хочешь прокатиться на нем?" В молодости я был неравнодушен к верховой езде, даже в райцентр, который был в Горячем Ключе, не раз ездил верхом, а однажды, возвращаясь оттуда поздно, заблудился в лесу и долго искал правильную дорогу. Между тем в этом районе было большое количество волков, и в случае их нападения, я мог и не отбиться своим наганом. Поэтому предложение сына Джидара мне было по душе, к тому же нужно было заехать домой, чтобы взять портфель. Я сел на коня и проскакал два квартала, отделявшие дом от сельсовета. Когда вернулся, снял правую ногу со стремени, но не успел поставить ее на землю, как мой жеребец чего-то испугался, рванулся с места. Я не успел еще вытащить левую ногу из стремени, но крепко держал в руках уздечку, хотя висел головой вниз. Конь закружился с невероятной быстротой, я не выпускал уздечку и левой рукой, с такой же быстротой, с какой вращался жеребец, отталкивался от земли между ногами коня. Так длилось, наверное, с минуту. Из сельсовета выбежали крестьяне, в том числе хозяин коня Джидарян, и укротили коня. Выпусти я уздечку, жеребец понес бы меня по многочисленным пням лесной дороги до своей конюшни на хуторе Джидарянов. Но такую дорогу на тот свет мне суждено было избежать.
Можно было привести много других эпизодов из моей жизни в Двенадцатом селе, но они вряд ли представляют интерес в наше время.