23 февраля
К удивлению нашему, сегодня с утра пришло три старых коммерческих корабля из Дальнего, отведенных туда еще задолго до войны за негодностью. Оказывается, наши моряки, т. е. местное морское начальство, порешило затопить наши суда при входе на внутренний рейд, дабы затруднить японцам доступ к нему. Непонятно, обидно, просто даже возмутительно подобное положение. То, что японцам не удалось сделать ночью 11-го числа, чему так удачно мы противопоставили наш убедительный и мужественный отпор -- затоплению судов у входа, мы теперь преспокойно сами хотим устроить. Можно себе представить, как ободряюще это подействует на врага! Не может быть, чтобы это решились сделать до приезда Макарова.
[...] Только что прошел слух о бомбардировке японцами Владивостока. Вот где они проявились, а то ни следа, ни духа их не было. Теперь, значит, снова наша очередь с ними разговаривать.
По распоряжению коменданта в 24 часа выселили всех американских и английских подданных,-- давно было пора сделать это, не стесняться же итеперь с нашими явными недоброжелателями.
Для обеспечения от атаки открытой силой не вполне оконченных постройкой фортов и Центральной ограды во всех проездах приступили к устройству палисадов. Усиленно продолжаем укреплять полевыми укреплениями промежутки между фортами и даже строить укрепления 2-й линии -- сзади фортов.
С интересом читаем только что полученные номера "Нового времени" от 23 января, в коих описываются волнения, переживаемые столицей, вызванные военными событиями первых дней осады Артура.
Для нас, воочию переживших первые тяжелые моменты войны, они оставили меньше горечи и боли, успевши быстро смениться новыми боевыми впечатлениями, а там, за 10 тысяч верст, в центре России, тяжело отдались и взволновали всех известия о ночной атаке японских миноносцев и о первой бомбардировке Артура 27 января. Всегда легче встретить горе лицом к лицу, чем переживать его издали, теряясь и волнуясь больше всего вследствие неуверенности к полученным известиям и неизвестности положения настоящей минуты.