Принимал я участие и в спектаклях губернского Пролеткульта. Эти спектакли игрались почти без репетиций и могли считаться настоящей халтурой, ставились они в клубах подмосковных фабрик, в неприспособленных, неотапливаемых помещениях, в лучшем случае это были клубы бывшего Общества трезвости при фабриках и заводах. Там же я начинал выступать в концертах.
Ездил я играть в подмосковное село близ станции Крюково. Село это — Черкизово — находилось верстах в пяти от железной дороги. Удивительно, но уже в то время, среди сельских жителей начала нарождаться театральная самодеятельность. В Черкизове работал драматический кружок под руководством талантливого и энергичного Э. И. Гауэнштейна. Меня, молодого начинающего актера, пригласили поставить в этом кружке «Женитьбу» Гоголя и сыграть Кочкарева. Прошло более шестидесяти лет, и ныне я узнаю, что этот наш спектакль нашел отражение в музее выросшего в тех местах нового города — Зеленограда, что сохранилась афиша и программка спектакля. И работники музея просили меня поделиться воспоминаниями об этой совместной с сельскими любителями творческой работе, когда пешком, с костюмами под мышкой, взятыми напрокат в частной костюмерной, нужно было брести от станции в тесный сельский клуб, где сцена освещалась керосиновыми лампами.
Я помню громадную тягу и любовь новой рабочей и крестьянской публики к концертам и спектаклям, помню, как эта публика была снисходительна и радушна. Было еще то время, когда в концертах слушатели простодушно смеялись, если колоратурное сопрано выводило свои трели в «Соловье» Алябьева и неизменно требовали повторения дуэта Ваньки с Танькой.
В концертах я исполнял «Выезд ямщика» Никитина, тот самый, который я еще читал на экзамене в студию, «Ночь перед судом» Чехова и стихи Маяковского. Его старые стихи: «Гимн судье», «Гимн обеду», «Теплое слово кое-каким порокам», «Наш марш» и только что появившийся «Левый марш».
Кроме того, в концертах мы играли «Тяжбу» Гоголя и «Дорогую собаку» Чехова.
Мы выступали в железнодорожных клубах, в депо, в столовых, появившихся красных уголках, в казармах и в красноармейских клубах, а чаще всего в клубе бывш. Николаевских артиллерийских казарм, которым стал ресторан Скалкина в Петровском парке. На саночках вез я матери на Остоженку от Ходынки, через Ваганьково, свой паек, и праздником было получение этого пайка раз в месяц. Весело шипела мороженая картошка на сковородке в масле-какао и трещали щепки в растопленной мамой буржуйке.