Наступила осень, и Новый театр ХПСРО открыл свой второй сезон. Открыл он его нерадостно. Время было тяжелое. В Москве становилось холоднее и голоднее.
Самого Комиссаржевского — души театра — к открытию не было, но все еще надеялись, что он приедет.
Жизнь театра постепенно замирала, так как новых постановок не делали, ждали Комиссаржевского, а зритель с холодами, {161} да и со всей московской разрухой ходил в добротные театры греться, к нам же совсем перестал ходить.
Попытались пригласить Марджанова, который было начал репетировать пьесу Б. Шоу «Андрокл и Лев», но мы не дождались этой постановки. Театр был закрыт примерно в декабре 1919 года.
Е. К. Малиновская — управляющий государственными академическими театрами в то время — поступила в отношении меня и других двух-трех товарищей чрезвычайно благородно. Она призвала нас к себе и сказала, что невозвращение нашего учителя Комиссаржевского в Москву из-за границы не освобождает ее от заботы о нас как о талантливых и способных его учениках. Она предлагает нам либо ждать Комиссаржевского, так как она уверена, что он приедет, либо поступить в любой театр, будь то Камерный театр Таирова или даже Художественный Немировича и Станиславского.
Я сказал, что подумаю, и думал примерно с год.
Во время нашего визита к Малиновской, когда мы в мрачной приемной ждали вызова, в комнату вошел высокий, элегантно одетый человек, в котором мы узнали Ф. И. Шаляпина.
— Вы к Елене Константиновне? — спросил он, вежливо улыбаясь.
— Да, но мы, конечно, подождем, Федор Иванович.
— Нет, нет, что вы! Вы молодые артисты?
И, узнав, что мы ученики Федора Федоровича Комиссаржевского, он начал беседовать с нами как равный с равными.
— Вы курите, коллеги? — спросил он, протягивая нам портсигар. — Пожалуйста, курите. Покурим, поговорим о наших делах театральных, вот и время быстрее пройдет.
Я не могу не вспомнить, какое впечатление произвело на меня, молодого актера, что знаменитый Шаляпин ведет себя с нами, как с равными себе товарищами как по возрасту, так и по положению. Это так не вязалось с разговорами и рассказами об его премьерстве и высокомерии.
Таким он и остался у меня в памяти навсегда. Вежливым, мягким, ласковым. В этом было настоящее уважение и внимание к идущему вслед за ним молодому поколению.