Небо зовёт - 34

23.09.44. Суб. Идём на занятия. Кушнир спрашивает:
– Что у нас сегодня?
– Химия, математика, строевая, уставы, – перечисляю.
– Нашо нам та химия? – ворчит Степан. – Мы ж лётчики. Надо учиться летать, а не химичить.
Вечером, когда возвращаемся в интернат, горожане уже отдыхают, прохаживаются по тротуарам, сидят в сквере, толпятся перед газетными витринами, перед театром, кинотеатром. Мы им, вольным гражданам, завидуем. Городские девочки, услышав наши песни, подходят ближе к проезжей части, по которой мы идём. Разглядывают передних, которые ростом вышли в кавалеры, строят им глазки. Над последними, маломерками, хихикают. Нам обидно.
– Подождите, подрастём! Мы вас найдём! – кричит им Слава. – Он у нас хотя и «маломерок», но предрасположен к бабству.
Милаев запевает бодро нашу любимую песню, и мы дружно подхватываем: «Ну, а девушки, а девушки потом!» За припевом слышен чей-то громкий голос:
– Можно и сейчас!

24.09.44. Вос. После завтрака ходил к Мищенковым. У них гости с хуторов. Приехали на базар. Вернувшись с базара, сели перекусывать. Запахло хлебом, салом, яйцами, луком. Угостили меня. Съел сало с хлебом и заспешил на свой обед. Чувство голода стало, как говорят доктора, хроническим. Не даёт пропустить какую бы ни было еду. Голодный человек превращается в животное, постоянно идущее на запах пищи. Таким и я стал себя ощущать. Столовая наша у рынка и мы часто бродим по нему, чтобы посмотреть на масло, мясо, молоко, сметану. Всё это деньги требует, а мы не знаем таковых. Наше дело зрительское. Наглотаешься слюнок и тем довольствуешься.
Я каждый день интересуюсь фронтовыми новостями. Хожу к газетным витринам. Наши войска вышли на румыно-венгерскую границу, в районе города Мако. В Эстонии освобождён город Хаапсалу. Названия городов не знакомые и смешные.
Деться некуда. Альберт Малышев потянул меня в шахматный клуб. Там мне очень понравилось. Красивое старинное помещение. Хорошая мебель, цветы. За столиками сидят шахматисты. Тишина. Алька играет хорошо, и сразу же, нашёл себе партнёра. Засели. Я топтался рядом, наблюдал за игрой. Я давно играл, ещё, когда мне было лет десять. В нашем железнодорожном доме, в Атаманской, жил табельщик, любитель шахмат. Он меня натаскал. Но тогда я слыл больше бильярдистом. В красном уголке нашего дома стоял бильярд, на котором я гонял день и ночь шары. Когда приходили рабочие, я их обыгрывал под сухую. Проигрывая, они смеялись друг над другом. А мой батя больше всех. Ему нравилось, что восьмилетний сын так ловко всех обыгрывает. Сам же он играть не умел.