18.09.44. Пон. В строю хожу за Витей Грибачёвым. Изучил его затылок досконально. Говорю ему:
– Я тебя по затылку и через девяносто лет узнаю.
– Хорошо бы!
Подружился с Димой Захарченко. Мы симпатизируем друг другу. Он стеснительный, как и я. Вообще уже определяется круг близких товарищей: Дима Захарченко, Слава Станкевич, Женя Мирошниченко. Все они разные, но чем-то мне симпатичные. Видимо, тем, что по характеру умеренные, спокойные, моего склада.
Сорвалась самоподготовка. Объявили, что будут выдавать брюки. Повели в интернат, там у нас вещевой склад. Выдавала кастелянша. Подобрал, получил. Осталось получить ботинки, кителя, шапки, шинели. Это будет позже, когда завезут. Штаны, как и гимнастёрка серо-коричневого цвета. Настоящие лётчики ходят теперь в форме из английского сукна цвета «хаки». Мы свою форму назвали – цвета «каки». Мои тряпчаные тапки совсем уже развалились. Подвязываю шнурком подошву.
19.09.44. Вт. В столовой не едим, а мгновенно поглощаем, что дают. Вкус нас уже не интересует. Было б что. Чем больше, тем лучше. Главное, набить живот. Интенсивная учёба, строевая, физкультура требует энергии. А из чего её набирать? Едим бурду. Но как ни странно мышцы крепнут.
Однако наши ряды редеют. Некоторые не выдерживают полуголодную жизнь, уезжают домой и не возвращаются. Я не допускаю такой мысли. Дома не легче. Лишний рот в семье. Летом поеду. Буду работать в колхозе или на базе тары, зарабатывать, помогать семье. К тому же я гордый. Уехал, значит, безвозвратно. Решил учиться, значит, надо учиться. Решил в лётчики, значит, никаких отступлений. Не представляю, как можно вернуться домой, не добившись цели, которую наметил. Это же позор, слабодушие. Я горжусь тем, что учусь на самую мужскую профессию.
Отец уговаривал остаться дома. Говорил: «Подрастёшь, пойдёшь работать на железную дорогу» Но когда я подрасту? А дома учиться накладно для семьи. Я уже привык к городскому шуму, грохоту трамваев, рычанию автомобилей. Суета меня не угнетает. Всё моё детство прошло у железной дороги, при шуме поездов. Меня больше угнетает глухая тишина, когда полная пустота в ушах.
СССР и Англия подписали соглашение о перемирии с Финляндией.
20.09.44. Ср. Ночью долго не спали, дурачились. Утром подъём, а мы, как мухи. Некоторых трудно поднять, стонут, брыкаются. Сегодня не было воспитателя, поэтому самые ленивые спали и во время физзарядки. Лишь, когда прозвучала команда «Строиться на завтрак!», вскочили, как оглашенные и, не умываясь, в строй.
На уроках читал Жюль Верна «Путешествие к центру земли». На перемене Кушнир рассказывал какую-то байку. Я не слышал. А Сашка Батыш говорит ему:
– Шутки твои тупые.
– Я ж вам тупым и рассказываю их, – хихикает Кушнир.
Это уже остроумно.
Участвовал в выпуске стенной газеты. Мой вклад – стих: «Кратка и метка нужна нам заметка»
Чрезвычайная комиссия сообщает о злодеяниях фашистов в Минске. 300 человек сожжено только в печах крематория. Фашисты – сволочи хуже зверей.
21.09.44. Чет. Сегодня на самоподготовке не было преподавателя. Это для нас благодать, свобода. Сони спали. Болтуны болтали. Я читал и краем уха слушал болтовню. Кушнир издевается над Матерным. Федя оригинальный тип. Некрасивый, большезубый, неаккуратный и вонючий. Но благодушный, не обидчивый, всё переносит спокойно. Издевательские шутки в его адрес отскакивают от него, как горох от стены. Видимо, он с детства привык ко всему этому. Но то, что он не даёт ответа, лишь поощряет насмешников. Для самолюбивых такие насмешки были бы тяжёлым бременем. Феде хоть хны. Ему самолюбие чуждо.
А, в общем, рота у нас хорошая, дружная. В почёте юмор, но не дурость. Дураков отпетых нет. Но есть ребята с придурью, как Степан. Однако без таких скучно. Во время ужина кто-то сказал: «Вкусно». Это резануло слух. Подобное давно не слышали. Привыкли к безвкусному.
22.09.44. Пят. Некоторые из рослых ребят дерутся за место на правом фланге, чтобы при движении быть в голове колоны. Сергей Быркин говорит:
– Это будущие карьеристы.
– Почему будущие? – возражаю ему. – Они уже сейчас дерутся за видное место.
– А шо цэ такэ – карьерист? – спрашивает Кушнир.
– Это стремление продвинуться по службе, – поясняет Сергей.
– Так то ж гарно.
– Это подло: Ради тёплого места оттирать и затаптывать других, – добавляю я.
– Да, то погано, – соглашается Степан.
Получил от Саши письмо. Когда увидел на конверте его почерк, сердце взорвалось радостью. Значит, жив. Не читал, а поглощал каждую строчку. Ношу письмо в кармане и всё время его перечитываю. Он одобрил то, что я поступил в спецшколу.
Вечером было комсомольское собрание. Нам хочется создать хороший коллектив, без эгоистов, индивидуалистов, карьеристов. Об этом и говорили. Хорошо, что у нас честные ребята наделены хорошим физическим развитием. Благодаря этому в коллективе укрепляется диктатура честных. Среди активистов диктатуры: Алька Малышев – наш лучший боксёр. Вовка Побокин – крепкий силой, боксёр. Валька Плихунов – лучший спортсмен, бегун, горячий поборник честности. Николай Тесленко, Сашка Покрышкин, Толька Грищенко, Витька Грибачёв, Сашка Батыш, Витька Мандровский и др. Боевое ядро сложилось. Складываются свои коллективистские законы, методы воздействия на тех, кто допускает нечестность. Всем нам хочется хорошей жизни в кругу хороших друзей. Жизнь авиации по-другому не представляем.
Освобождён Таллинн.