Наступил декабрь, и топить вообще перестали. В комнатах началась ледниковая эпоха. Мы заперли их и переселились в кухню. Грязный, щербатый пол; громоздкая плита под закопченным колпаком кишит рыжими тараканами; окно прямо в стену - днем и ночью одинаковая тьма. Отец спит, настелив доски и матрац, на сломанной ванне, почему-то стоящей здесь; мама спит на солдатской койке из ружейных стволов и брезента; бабушка втащила свою железную кровать с периной и ватным одеялом; я сплю вместе с ней. Пилим дрова на двух стульях, топим плиту - то жарко, то холодно, но всегда душно. Меня тошнит от вида и запаха тараканов, капусты, помоев и дыма; водопровод и канализация испорчены, раковина засорена, рычит, булькает, изрыгает на пол вонючую мерзость. Таскаем воду со двора, моемся по очереди, стоя в корыте возле топки. Одеты все безобразно - в вязаные кофты, фуфайки, валенки с заплатками на пятках. Отец спасается от быта на работе у Корша, мама - в Большом, бабушка ушла со службы и терпит, - у нее кроткий, молчаливый характер. Я тоже терплю, но внутренне все внешнее начисто отвергаю, живу в мире своих фантазий. Никогда не было мне так плохо, как в этой отвратительной кухне.
Свободное копирование
