ВСТРЕЧА С БУДУЩИМ
(Воспоминания о быте, 1918-1920)
Трамваи почти не ходят, фонари перебиты, во мраке улиц начинают раздевать прохожих. Маленькая мама боится поздно вечером возвращаться из Большого театра на Арбат, и вообще, работа в балете, ходить пешком два раза в день туда и обратно нельзя. Решив переехать поближе к театру, она сняла три комнаты в Кузнецком переулке у матери Е. Н. Гоголевой. Начало октября 1918 года. Темнеют дни. Я бегаю по всем комнатам и прыгаю через чемоданы, корзинки, узлы - весело! Но на лицах взрослых не видно улыбок, укладываются нехотя, бабушка Мила вздыхает. Покидаем давно обжитую пятикомнатную квартиру, милый Сивцев Вражек, здешних знакомых и весь прочный, спокойный быт. Мебель и вещи увозит громадная красна фура (жаль, забыла фамилию предпринимателя, известную всей Москве). Оторвалось и ухнуло в пропасть наше прошлое, безвозвратно, навсегда.
"Дом Сокол" стоит в выемке между Театральной конторой и фотоателье "Паола". Квартира Елены Евгеньевны Гоголевой в первом этаже, в самой глубине длинного темного входа. Все окна упираются в кирпичный брандмауэр Театральной конторы, - неба не видно. Солнце не заглядывает сюда. Сумрачные комнаты, гробовая тишина. Целый день то читаю, то брожу в одиночестве, не зная, чем заняться; папа с увлечением пишет декорации у Корша, мама на репетиции в Большом, бабушка на службе. От скуки задумала выкупать чижика: вынула его из клетки, намочила и намылила перышки, облила чистой водой - а он лег на спинку, раскинул крылышки и умер. Совершила преступление, жестокое убийство, поразившее мою совесть на всю жизнь.
Заглядывая в переднюю, мельком вижу юную красавицу, настоящую принцессу, героиню воображаемых историй, возникающих в темных углах этой неприятной квартиры. Ей только восемнадцать лет, но недавно ее приняли в Малый театр, она мечтает стать артисткой.
Развалясь на диване, болтая ногами, повторяю: "Я, я, я... почему я - именно я? Только я - я?" Это уводит куда-то вглубь. Первый проблеск самосознания. Вдруг за стеной взрывается скандал - упреки, вопли; мать кричит с надрывом: "Люся, замучила! Замучила! Уходи!" Дочь убеждает, плачет, с кем-то из них начинается истерика... Что такое? У нас ничего подобного не бывало. Стоя на диване, замирая от тревоги и запретного любопытства, я подслушиваю чужую семейную сцену. Сухопарая старая мать представляется мне злой ведьмой: за что она кричит на мою принцессу? (Никак не могла я знать тогда, что Е. Н. ждет ребенка...) После этой сцены она ушла из дома и одно время ночевала в артистической уборной Малого театра. Так мне, семилетней шалунье, нечаянно открылась одна страница ее личной жизни1.