28 сентября
В связи со сменой руководства НКВД Москва снова полна всевозможными слухами. Отставка Ягоды объясняется недовольством Сталиным Ягодой из-за не очень убедительно проведенного процесса Зиновьева и Каменева. Но мне это кажется мало вероятным. Впрочем, дальнейшие события покажут, в чем тут дело. Однако несомненно, что по какой-то причине Ягода и его аппарат лишились доверия Сталина.
Встреча с Х. и, как всегда, масса рассказов и новостей, заимствованных им из зарубежной прессы.
Он отрицает обывательский слух, что Зиновьев и Каменев не расстреляны, а тайно помилованы за откровенные признания. Кроме Радека, был арестован редактор московской газеты на французском языке «Журналь де Моску» С.Раевский. Прежний редактор Лукьянов тоже был арестован. Х. отрицает слухи о тяжелой болезни Сталина.
Из его рассказов о процессе: все обвиняемые надеялись на пощаду, кроме Каменева.
Ульрих разрешил ему свидание с женой и племянницей. Среди прочего, он им сказал: «В случае моей гибели не нужно плохо думать о тех, кто нас судил. Они знали, что делают...» Фраза таинственная и горькая. В ней может быть и намек на секрет признаний, и заботливое предостережение близким скрывать свое недовольство. Многое в ней можно прочесть. Он держался спокойно, но голос его был потухший. Так же спокойно он держался и во время расстрела, хотя был жив после первого залпа. Имел свидание с женой и И.Н.Смирнов. Он был печален и мрачен. Никаких надежд не выражал и отказался подписать ходатайство о помиловании. Еще о Каменеве: на процессе он один говорил прямо в лицо судьям. Его рука, державшая микрофон, сжимала его с такой силой, что побелела и от страшного физического напряжения дрожала и потом не разжималась в течение часа. Чувствовалось, что этим физическим усилием Каменев старался себе помочь сосредоточиться и собрать остатки воли. Речь его звучала двусмысленно: преувеличенные похвалы Сталину в этой ситуации воспринимались как памфлет. Остается непонятным, почему он и остальные давали такие откровенные показания. Иностранные журналисты спорили о том, что явилось причиной этого: обещание ли пощады или просто действие неизвестных нам наркотиков, ослаблявших у подсудимых волю к сопротивлению. Х. говорит, что Каменев, Смирнов и Гольцман вели себя разумнее других и признавали не все (это было сглажено в газетных отчетах). Приказ о расстреле пришел в 8 ч. вечера 24 августа (звонок из Кремля). Расстреливали не во дворе, а в подвальной прачечной. Каменев спокойно шел. Тоже и Смирнов. Когда же пришли за Зиновьевым в одиночку, ночью, он полуспал, полудремал в шерстяных носках и фуфайке: несмотря на жаркую ночь, его трясло от озноба. Его разбудили в час ночи. Ему сказали: «Зиновьев, собирайтесь! Вас приказано перевести в другое место». Он вскочил, потом лег, и его пришлось подымать силой. Он сопротивлялся, рвал на себе волосы, мычал, рыдал, визжал. Его вели силой, под руки, и он повисал на руках. Он так кричал, что по дороге его заперли в какую-то пустую камеру и расстреляли там.
За границей на процесс самые разные отклики: и верят, и сомневаются, и злорадствуют, и печалятся. Троцкий все опровергает. Он живет в Норвегии. Рабочие организации требуют его высылки. Но куда же? Кому нужен этот беспокойный и опасный неудачник?