Без всякого сопротивления часам к трём мы вступили в Чупрене. Встретили нас опять-таки три старика с традиционными блюдами зерна и воды. Но отношение Монева к этим старикам было совершенно иное, чем в Чипоровцах. Ударом ноги он выбил из рук трёх «делегатов» блюда и, отвесив три тяжёлые пощечины, завопил: "Стига дипломация!" (Хватит дипломатии!). Дальнейшее его распоряжение было таким: в течение часа сдать всё имеющееся оружие под страхом расстрела всех жителей деревни.
Неожиданно к Моневу подошёл какой-то другой болгарский капитан, который не был в его отряде. За этим капитаном следовало человек шесть солдат, одетых в форму пограничников. Как мне стало известно потом, это были чины пограничного поста, взятые в плен коммунистами и теперь освобождённые нами. Монев и неизвестный мне капитан удалились в ближайший дом, а весь отряд продолжал стоять на улице. Теперь моё внимание привлёк маленький старичок, имевший на животе барабан и похожий на ошпаренного петуха. Побарабанив, старичок вопил истошным голосом: "Всички да дават орыжие! Всички да донесут него до една до кмета". Этот вопль слышался с полчаса.
Начали сносить оружие, но почему-то только бабы и девчонки. В возрастающей куче оружия я заметил старый заржавленный австрийский штык, кремнёвый пистолет без курка, имеющий большую музейную ценность, турецкий ятаган времён взятия Азова и всё в таком духе. Имелись в куче топоры и вилы. Было два или три кистеня времён покорения Сибири. Всякого хлама хоть отбавляй, но оружия я не видел.
Вышедший для конфискации оружия Монев в сопровождении неизвестного мне капитана ироническим взглядом осмотрел "арсенал". Новая тяжёлая оплеуха звякнула по лицу кмета. Тот стоял неподвижно, и кровь текла из его рта и носа.
– Если через десять минут ты не доставишь сюда то оружие, что привёз Дончев, то я спалю всё село и расстреляю всех жителей!
Избитый кмет молчал.
– Где Дончев?
– Не веждам, – ответил кмет, – избегал.
– Лыжёшь! - крикнул Монев.
Вся эта дикая сцена произвела на меня очень тяжёлое впечатление. Но затем я почти оправдал Монева. Посланные им солдаты его отряда на обыск в дом Дончева начали приволакивать длинные деревянные ящики, но было несколько и небольших, хранивших цинки с боевыми патронами. Это был уже не сданный нам «арсенал»! Один из длинных ящиков оказался открытым. В нём в густом зелёном жире были уложены винтовки Манлихера, причём три винтовки, находившиеся сверху, отсутствовали.
Во всё время процедуры принесения ящиков кмет стоял бледный, как полотно. Но Монев не смотрел на него.
– Ште запалите кышта! (Сожгите дом!) – приказал Монев.
Ч
ерез несколько минут дом Дончева запылал. Освобождённый нами болгарский капитан, стоявший рядом с Моневым, видимо, что-то возражал ему, не одобряя его действий. Монев даже не повернул головы к нему, а снова набросился на кмета.
– Де картечница? (Где пулемёт?)
– Не веждам, – развёл руками кмет.
– Не веждашь? – заорал Монев, – аз взямах! (я взял), глядай! – и приказал подкатить взятый нами пулемёт. Опять несколько ударов по лицу кмета. Тот упал.
- А где твои люди? - всё более и более неистовствовал Монев, - почему я вижу только баб? Где? – и он начал выкрикивать чьи-то имена. – Где они?
Я не уверен, но мне, стоявшему в некотором отдалении, казалось, что кмет лежал в глубоком обмороке, но, может быть, и притворялся. Монев подозвал к себе облезлого старика-барабанщика и приказал ему объявить, что всё село будет сожжено, если все попрятавшиеся мужчины не явятся на площадь перед домом кмета. Невозможно описать тот женский вопль и плач детей, которыми огласилось село. Но… но через несколько минут начали появляться бабы в сопровождении мужчин. Монев бросал на пришедших короткий взгляд, смотрел в вынутый им из кармана лист бумаги и жестом руки приказывал пришедшим становиться рядом. Так собралось более шестидесяти человек. Очевидно, это было всё не бежавшее мужское население.
Неожиданно Монев повернулся и подошёл ко мне.
– Поставьте пулемёт и расстреляйте их всех! – приказал он.
Обычно спокойный, я редко испытывал то состояние, которое определяется выражением "кровь бросилась в голову". Но здесь она мне бросилась.
– Я солдат, а не палач! Я имею точную инструкцию от моего командира полка не принимать участия в расправах, а только оказать вам полную поддержку в бою!
– Здесь нет Вашего командира, здесь командую я! – заорал Монев.
Хорошо, что я не вспылил и не ответил ему в том же духе, а взял себя в руки.
– Всякое Ваше боевое приказание я исполню, но нарушить инструкцию моего командира я не могу! – эту фразу я произнёс совершенно спокойно, как мне казалось и как я старался.
Готовую разразиться грозу рассеял освобождённый нами капитан, что-то сказавший шёпотом Моневу.
– Хорошо, тогда я справлюсь и без Вас, – сбавив тон, сказал Монев.
Опять недоразумение: эту фразу я понял как "вы мне больше не нужны" - а потому обратился к нему с вопросом:
- Кому я должен сдать лошадей и подводы, вернувшись в Белградчик?
– Почему Вы собираетесь вернуться в Белградчик? – испугался Монев.
– Да ведь Вы мне сами сказали, что я Вам больше не нужен! – изумился его испугу и я.
– Я Вам никогда этого не говорил! Вы мне ещё очень нужны, чтобы перехватить ту банду, которая ограбила Государственный банк в Фердинанде!
Это сообщение было для меня новостью. Однако неправильность моего перевода поняли оба болгарских капитана.
- Я имел в виду только их, - Монев ткнул пальцем в стоявший ряд ожидавших решения своей участи жителей Чупрене.
