Письма к жене. 1920.

17 марта 1920 г.
г. Феодосия

Милая и дорогая моя Ленурка, на этих днях в Сербию собирается пробраться Жеребков, и я думаю воспользоваться его поездкой, чтобы черкнуть тебе несколько строк. Последнее, впрочем, и первое письмо я тебе послал с Марусей, которую благополучно отправил из Новор., кажется, 11 марта на французском судне «Царь Борис». С ней я тебе послал 125 фунтов стерлингов, полученных мною по должности Особого совещания [71].

Если Маруся приехала, то она тебе, вероятно, рассказала о последних днях Новор. После неё события разыгрывались быстро: 13-го началась полная эвакуация Новороссийска и 14-го утром мы его оставили. Так как события следовали быстрее, чем мы рассчитывали, то, конечно, эвакуация прошла далеко не так планомерно, как это должно было бы быть, но, тем не менее, прошла, на мой взгляд, благополучно. Добровольцев почти всех вывезли, застряла часть одного полка только, осталось много донских казаков, не желавших сражаться и не предполагавших до того эвакуироваться. Семьи вывезли все, больных офицеров осталось человек 400. Главнокомандующий со мной вышел из порта последним на миноносце, так что с этой стороны упрёков, вероятно, по крайней мере, не будет.

Пятнадцатого приехали в Феодосию, и здесь я подал рапорт об освобождении меня от должности н-ка штаба, на что А.И., в конце концов, согласился, так что с 16 марта я уже не н-к штаба, а только помощник глщего. Для дела, я думаю, это хорошо: общественное мнение удовлетворено, если будут искать виновного в эвакуации Новор., то тоже могут остановиться на мне и будут удовлетворены тем, что я уже не начальник штаба, да и оттрепался я. Новые люди с новой энергией будут, несомненно, лучше вести дело. Жаль только Антона Ивановича. Расставанье со мной ему доставило большое огорчение, и в будущем он остаётся одиноким.

Теперь относительно с себя. Конечно, ты понимаешь, как больно и горько, начав дело, не довести его до конца. Хотел я отправиться на фронт в качестве добровольца, но сейчас сомнение: уже очень много неприглядного сейчас в наших добровольческих частях, и справишься ли с жизнью в хамстве, грубости и пьянстве? Оставаться при штабе? С одной стороны, даже хочется не оставлять Деникина, но с другой стороны, будут опять болтать, что вот остался в качестве советчика и мешает делу.

Положение двусмысленное, а как не хочется уезжать заграницу, на что меня усиленно подбивает Жеребков! А.И. тоже уговаривает поехать, но в другом виде, в качестве его посланца в Лондон для осведомления и переговоров. Это, конечно, выход, но боюсь, что опять на этой почве пойдёт игра.

Так что видишь, Ленурка, как не кинь, всё клин. А главное – уезжать из России не хочется [72]…