Ища убежища, однажды вечером я заглянул к своему дяде Афонину Андрею Кирилловичу и попросил найти место надёжное на двое суток. Он накормил и повёл меня ночью через Яр, что между Лемешовкой и Миусом в свой омшаник, подвал для зимовки пчёл. Там было тепло и спокойно, я хорошо выспался. Рано проснулся и слышу, кто-то подошел к двери омшаника и открывает замок. Это загадка, мы условились, что он меня выпустит на следующий день вечером. Я насторожился, пошло в мыслях всякое. Думаю, кто же это? Слышу, незнакомец открывает дверь. Опасно! Вижу, спускается вниз, мне его видно. Узнаю, идёт дед Захар Гонцов. Не понимаю, что ему нужно. Он со света ничего не видит, к тому же глухой, крадётся, боязно, заметил на полу тулуп – это моя постель, насторожился, что-то шепчет, что за чепуха, вор что ли?! Я выхожу к нему на видное, чтобы он узнал. Он орёт, крепко, тут близко гонят скот на водопой, могут услышать. Я осторожно пытаюсь прикрыть ему рот, а он кричит ещё сильней: Караул! Я улыбаюсь, показываю вид добра, чтобы успокоить его. Вижу, что он, наконец, понял, в чём дело, тоже улыбается, узнал меня и говорит: Ага, теперь я понял, это тебя пустил Андрей. Почему же мне не сказал? Потом выяснилось, что этот омшаник их общий, у каждого свой ключ.
Дед Захар что-то слышал за нас, что нас преследуют, и посочувствовал мне, и мы расстались друзьями. Я на прощанье дал ему керенскую сороковку на пол-литра, а когда он ушел, подумал: старик опьянеет и разболтает про моё логово. Стал ругать себя, зачем сделал глупость и очень волновался. А когда пришел дядя, я поблагодарил его за такой «покой», он ответил: Забыл за него, будь он неладен.
Когда вышел, направился к тестю, нужно было увидать жену Пашу. Они успокоили меня, что к ним никто не заглядывал, и уговорили меня остаться, устроиться в сарае соседа – полный соломы. Я согласился, забрался под самую стреху, отрыл себе волчью яму в соломе и неплохо поспал. Утром жена принесла покушать, рассказала, что всё по-прежнему спокойно и ушла. Примерно через час или полтора после её ухода слышу, двери в сарай кто-то открыл, вошло двое, говорят: он должен быть здесь. Узнаю голос Орехова, думаю, подкараулили, теперь беда, но решаю, дёшево не отдамся, при мне браунинг и две немецкие гранаты. Слышу, начинают прощупывать солому штыками. Довольно таки неприятное ощущение! Слышу, кто-то из них поднимается по стене повыше к стрехе, поближе ко мне и начинает ширять штыком в солому, тык слышу, шуршит совсем близко от меня. Мне становится душно, не знаю, что делать. Состояние ужасное, вот кольнёт ещё выше и прямо мне в брюхо, я теряю сознание и терпение. Ум борется с сердцем и чувством, чувство говорит: выскакивай, ум говорит: опасно, воздержись. Меня лихорадит, я невменяемый и не знаю, на что решиться. Я сам не знаю, как я выдержал эти минуты, но всё же выдержал и слышу, они говорят: нет здесь никакого черта, и уходят. Я в горячке, буквально вслед за ними, вылезаю из своей ямы, спускаюсь к дверям и вижу их. Они пошли по направлению к паровой мельнице Афониных Изотова, а я вышел и пошел по направлению к Тришкиной будке на Никишин хутор, подвергая себя опасности – они могут заметить и догнать меня, но я перенёс такое потрясение, что теперь для меня всё безразлично.
Свободное копирование
