24 ноября
На именинном завтраке у вел. кн. Екатерины Михайловны. -- Возня с больным зубом помешала мне поспеть к обедне. Опять вопросы со всех сторон о причине моего переселения в Москву. Мой долгий разговор с Суворовым о Думе и Комитете общественного здравия {Далее, до слов "мы считаем копейки", в подлиннике по-французски }. -- "Уверяю вас честью, -- сказал я ему, -- и скажите об этом государю, что нет ничего и не может быть ничего, кроме как добра от Думы". -- "Вы знаете, что возражали против 750 человек членов Думы" -- "Это иллюзия, это только на бумаге, собирается не больше двухсот человек и таким образам почти всегда, недостает людей для различных комиссий, необходимых вследствие разнообразия дел, подлежащих рассмотрению; а вы знаете, что в таком роде службы, который не дает ни жалования, ни наград -- единственное средство заставить людей работать, это иметь возможность разделить работу между многими лицами. На мой взгляд Дума -- единственное учреждение в Петербурге, которое работает добросовестно. На нее нападают за то, что она мешает хоть сколько-нибудь воровать". -- "Ч[евкин] резко выступал против нее". -- "Я этому охотно верю. Мы считаем копейки, а он вдруг наваливает на город издержки в 400 и 500 тысяч, коих употребление можно судить по тому, как ремонтируется самое здание Думы и вообще городских строений. Je sais que je me mettrai sur le dos tout le monde, -- mais n'importe, -- je ferais mon devoir" {Я знаю, что восстановлю всех против себя -- но все равно -- я исполню свой долг.}.
У Рибопьера, чтобы узнать, когда я могу благодарить государя.
Я бы желал иметь возможность сказать государю следующее. Участь всех государей и великих мер, ими предпринимаемых, это то, что эти меры бывают не вполне понятыми. Может быть полезно, чтобы в толпе были люди, могущие ее вразумить; но такое дело может быть доступно такому человеку, которого нельзя обвинить в честолюбии, ибо он променял положение более блестящее на долю скромную и трудовую. Я смею думать, что вашему величеству я буду полезнее в Москве, нежели в Петербурге.
Вечером у вел. кн "Enfant prodigue" {Блудный сын.}, сказала она, повторяя сказанное поутру. Я сказал вел. кн. {Далее, до конца записи, в подлиннике по-французски.}: "Если вам угодно уделить мне пять минут, я сумею объяснить вам, почему я покидаю Петербург". -- "Ни пять минут, ни больше не смогут убедить меня -- говорите!". -- "Ваше высочество, пожалейте меня, но не порицайте. Я покидаю Петербург не без сожаления; но я чувствую, что слабею -- и физически, и морально. Я чувствую на себе влияние петербургской атмосферы и как все петербуржцы, я утрачиваю понимание России. Мне надо почерпнуть силы на родной почве". -- "Вы полагаете, что в Москве вам это удастся?" -- "Отчасти, но меня будут посылать и в провинцию". -- "С вашим здоровьем это очень тяжелый труд". -- "Да! Но я сумею вынести это -- и надеюсь быть полезным. Вы знаете, что Россия движется всегда скачками, -- я не могу объяснить себе, куда она скачет сейчас; из Петербурга этого не видно". "Да, это правда! -- Вас назначили в уголовный департамент, вы будете там полезны". -- "Я предпочел бы гражданское ведомство, -- но все равно". "Вы не просили об этом". -- "Я никогда не прошу что бы то ни было и исполняю то, что мне поручено -- я постараюсь изучить уголовное право".
Свободное копирование
