* * *
Ну, надо уходить. Мы отгребаемся немножко в море. По-прежнему все тихо, но луна светит со всем усердием. Отойдя на веслах от берега, мне вдруг становится ясным, почему так было тихо у берега, почему нет прибоя. — Горышняк, — говорит Тодька. — Попутняк ...
За это время ветер переменился, стал с берега, то есть вестовый, — западный ... Мы пойдем великолепно.
Обнаглев, ставим парус в четверть мили от берега и с постепенно все свежеющим «горышняком» идем обратно, взяв вторую шаланду на буксир. Берег быстро отходит от нас...
Где-то около рассвета я крепко заснул под разговор Р. и Тодьки.
Они иногда обменивались соображениями, нужно ли брать «пажей» или «горстей» то есть вправо иди влево, при чем Тодька утверждал, что он идет верно.
— От увидите ... По самой прорве будет маяк ... Господин поручик, посмотрите там на компас ...
Я просыпаюсь, смотрю на компас и вижу, что он держит что-то около, ста, что и требуется. Я еще крепче заснул, когда взошло солнце, хотя ветер все свежел, и зыбь становилась ощутительной.
Меня разбудил Тодька.
— Господин поручик...
Он рукой указывал мне вперед. После продолжительного приглядывания, я действительно увидел, по самой прорве, чуть виднеющуюся вертикальную черточку.
— Тендеровский... А туда посмотрите... В совершенно противоположном направлении таким же едва угадываемым столбиком я увидел другой маяк...
— Большефонтанский...
Через несколько часов с некоторыми скандалами, ибо зыбь разбушевалась, нас выбросило к подножию двухкольцового маяка, который сейчас же засемафорил на «Корнилов», что шаланды вернулись... 11 пересек пешком косу, которая местами превратилась и ковер каких-то красно-турецких молочаев и красивых лиловых цветов между шершаво-шелковистой осокой. Затем бот перетащил меня на «Корнилов», где меня ожидала дружеская встреча.
И горячая ванна. Нежась в теплой воде, я думал о том, удалось ли Вовке избежать «врата внутреннего», и вообще дошел ли оя благополучно...
Свободное копирование
