Вкратце говоря, наступил период, который можно было бы обозначить:
Мной овладело беспокойство —
Охота к перемене мест,
Весьма мучительное свойство . ..
Чрезвычайка каким-то образом выследила, где я живу, и узнала фамилию, под которой я скрываюсь. По этому поводу пришлось менять не только квартиру, но и имена, и пройти практический курс подделывания паспортов, метрик и других документов, как для меня, так и для других лиц, запутавшихся в эту историю. Итак, я жил сначала у одного украинца, потом у одной гречанки, затем у немки и в других местах. В одном месте меня едва не избрали председателем домкома, в другом хотели привлечь за кражу (по счастью истинный вор вовремя нашелся). Профессии мои также менялись: я был музыкантом, aртистом, учителем, библиотекарем...
Из одного дома мне пришлось спешно выехать, потому что... j'aitonché dupiano неосторожно... По особенностям моего «туше» соседи безошибочно определили, что я человек весьма подозрительный. В конце концов, я перешел к системе жить в нескольких местах одновременно под разными фамилиями. Но эта система требует некоторого напряжения памяти, чтобы не перепутать своих прежних жизней, а также ясно помнить историю о жизни всех сродников каждого отдельного «я». Но, в общем, я справлялся.
* * *
Квартира у немки была мрачная. Она действовала на меня угнетающе. Вечная мысль о судьбе несчастного Эфэма довела меня до поступка, достаточно бессмысленного.
Я знал адрес «Котика». Знал также, что бывает «фронтовикПетров» и «заграничные жиды». Я послал по этому адресу письмо, приблизительно, следующего содержания:
«Высшим представителям советской власти в Одессе:
Милостивые государи. Обращаюсь к вам по нижеследующему поводу. Распоряжением Чрезвычайной Комиссия арестован Петр Иванович 3-ов, в судьбе которого я принимаю ближайшее участие. Я предлагаю вам обмен: я готов явиться в Чрезвычайную Комиссию в том случае, если вы выразите согласие возвратить П. И. 3-ву свободу. Если вы согласны на этот обмен, напечатайте в „Известиях" в отделе справок нижеследующую фразу:
«Товарища Веденецкого просят явиться немедленно. Если это будет напечатано, я буду считать это вашим согласием освободить 3-ова, в течение трех дней после напечатания явлюсь в Ч. К.
«Я знаю, что у социалистов совершенно иные понятия о чести, чем у нас. Поэтому я не исключаю возможности, что вы меня обманете. Но, с другой стороны, я думаю, что, несмотря на всю разницу, существующую между нами, не все человеческое вам чуждо. Для того же, чтобы вам было ясно, почему я решаюсь на этот шаг, я должен объяснить, что 3-ов арестован исключительно из-за меня, так как лично он имеет весьма мало отношения ко всему этому делу. Я буду ждать вашего ответа в течение трех недель. (Подпись)».
* * *
К беспокойству за Эфема присоединился страх за других. Дело в том, что чрезвычайка, добравшись до моей первой квартиры (мне повезло: я ушел с этой квартиры утром того дня, когда, они явились), захватила в свои когти Ирину Васильевну. Правда, они не арестовали ее, но подвергнули утонченным пыткам, в виде ежедневных допросов, и окружили непрерывной слежкой.
Мне удалось при помощи целого ряда хитроумных комбинаций поддерживать с ней связь. Между прочим, она успела сообщить, что если она будет вызывать нас на свидание или что-нибудь подобное, не верить ни единому ее слову. Это было не особенно понятно, но главное состояло в том, чтобы она всегда знала мой адрес для того, чтобы в нужную минуту знать, куда бежать.