Сколько тёмных сил таится в душе человека. Боже! Боже! Как мне больно, как мне безнадёжно больно! Я первый раз в жизни попал в игорный притон. Самый низкопробный, самый пёстрый. Всюду столики, столики, столики, всюду карты, карты, карты, столики залиты вином, разбросаны окурки, воздух спёртый. Как мне больно сознаться, что когда какой-то пьяный офицер привязался к штатскому и доказывал, что он “имеет право дать ему в морду”, мне было приятно, да, да, да — приятно. Я делал равнодушный вид, бегал за ними и ждал, когда офицер начнёт бить, “просто бить потому, что он этого хочет” штатского. Тот был жалкий, трусливый, несчастный и мерзкий в своей трусости. А я всё ждал, ждал этого невозможного омерзительного удара. Я задыхался от какого-то странного и горячего чувства. Я забрался в какой-то закоулок на чёрной лестнице, где горничные громыхали какими-то сорными вёдрами, и оттуда подсматривал за пьяным офицером, который, как коршун, носился за своей жертвой. Какой-то полупьяный, широколицый, краснощёкий молодой казак “урезонивал” разбушевавшегося товарища. Какие-то накрашенные женщины визжали и, вероятно, как и я ждали и хотели этого “удара”. Игроки столпились, ожидая с любопытством, что будет дальше. Они, вероятно, тоже хотели “скандала”. Я прижался к перилам и заплакал, и мне стало так ясно, Господь ещё не покинул меня.
Ночь с 4 на 5 апреля. Игорный дом на Троицкой улице.
Нет ничего ниже человеческой породы. Эта самая мерзкая и самая ужасная живая тварь, населяющая землю, потому что в человеке соединены сознательность, которой лишены животные с мерзостностью, (зачёркнуто), с обезьяньей пакостностью. Вот уж “пакостные обезьянки” эти люди, лучшего названия и не придумаешь для людей. (Зачёркнуто.)
5 апреля дома.
Свободное копирование
