3 февр. Дома.
Р.S. До чего мозг человека подвержен влиянию “внешнего величия”. Говоря с Макарием, я не на секунду не мог забыть, что передо мной — митрополит, высшее духовное лицо, перед которым склоняется всё духовенство.
Его “митра” слепила мне глаза. Одна сторона души видела в ней просто старичка, добренького, старенького (быть может, даже несчастненького), а другая сторона (преобладающая, большая) раболепно склонялась перед его “внешним величием”. Но всё же, отбросив всю эту внешнюю мерзостную шелуху — я чувствовал действительно какое-то настоящее чудесное волнение, говоря с ним. Его добренький (другого слова не подберешь) смешок, его тихий голос, немного детские (наивные) формулы речи и старческая, приятно корявенькая рука, которою он благословил меня — запомнились мне и глубоко проникли в моё сердце.
3 фев. дома.
Был у Руманова. Что-то фальшивое в нём. Дай Бог, чтобы это была ошибка, но он производит впечатление человека нехорошего, хотя внешне он “обаятелен”. Передо мной у него сидела какая-то дама. И хотя она говорила самые хорошие вещи, хотя она казалась деятельной и культурной особой, но тон её фраз меня ужасно раздражал, и я чувствовал, что я её в эту минуту, несмотря на всю её добродетель, глубоко ненавижу.
3 фев. дома.
Никогда я не ощущал так сильно в своей душе такого странного соединения фальши при самоотверженной любви к человечеству и ненависти к человеку…
Вот сейчас, вот сейчас Сам Господь заглянул в мою душу и стало в ней так тепло и хорошо, и всё мерзкое растаяло.
Мой дорогой, дорогой Господи, как благодарить мне Тебя за бесконечную Твою милость ко мне.
3 фев. Вечер.
Повесть: “Обиженный человек”.
Дневник чиновника: несчастного, загнанного, подленького и жалкенького, что-то в нём бьется “святое”, но так мало, мало его.
Заглавие для романа: “Чужие руки или белые руки”.
Я скорее люблю евреев, но есть среди них какой-то особый сорт “поганых евреев”, который кладет тень на всё еврейство. (Впрочем, может быть это физиологически противные люди, уродливые, маленькие, плюгавые и с огромным запасом наглости.)
Был сегодня в “Биржевке” у Войвенского. Встретился с ним в передней, он мне что-то сказал и брызнул слюной и попал в глаз. Мне стало так омерзительно, я едва доехал до дому и здесь хорошенько вымылся душистым миндальным мылом. Всё это пустяки, конечно, но меня интересует в этих пустяках совсем не пустячные вопросы. Прежде всего почему если бы мне брызнул в глаз русский, то мне было бы, конечно, противно, но не так… Не потому ли мне противна так “еврейская” слюна “Акима Львовича”, что с детства нам внушают, что евреи — это мерзкая, низкая “народность”, которая неизмеримо ниже нас... И ведь есть в евреях действительно что-то отталкивающее: это их наглость. Он и посмотрит не так, и засмеётся не так, а особенно, если ему дать власть. О, что тогда будет… Я так ясно вижу их торжествующие оплевывающие лица в минуту их физического превосходства! Вот уж кому бы более всего подходило пировать на досках, под которыми изнемогают “русские князья”. Эта татарская затея им к лицу, с тою разницей, что татары с этого начали, евреи же этим бы кончили, до этого еще придумав что-нибудь “поинтереснее”.
Перечёл написанное и мне стало стыдно… Справедлив ли я к евреям, даже к плюгавым слюнявым евреям? Вот — “действие “воспитания”, вот “дворянская кровь”. Раздваиваюсь — и сам не знаю где справедливость? Может быть, в душе просто зависть к их “жизнеспособности”, ловкости и т.п. … И даже зависть к самой их “наглости"…
Свободное копирование
