17—18.VII. С Тр/ифонычем/ и Сацем ездили в Карачарово к Ив/ану/ Серг/ееви-чу/. В келейке у Ив/ана/ Серг/еевича/ А/лександр/ Т/рифонович/ читал снова поэму, я слушал в какой уж раз — и больше следил за лицами Бор/иса/ Петр/ова/ и Ив/ана/ Серг/еевича/. Но все же заплакал в двух местах, очень сильно прочитанных, — руки отца и еще: «тогда молчальники правы, всё это прах — стихи и проза, все только так, из головы».
Он прибавил хороший лирич/еский/ конец и объяснение насчет — «кулацкой колокольни»: «ни мельниц тех, ни колоколен уже давно в помине нет». Ив/ан/ Серг/еевич/ похвалил и попросил оставить верстку.
У Ив/ана/ Серг/еевича/ бородка красиво подстрижена, сам в синем домашнем костюме, видно, ждал нас. Тр/ифоныч/ вел полит/ические/ разговоры, он только что прочел книгу Дейчера, и некот/орые/ факты произв/ели/ на него впечатл/ение/. «Я спрашивал Сим. (? — С.Л.), когда все это началось? Должно быть, когда Ст/алин/ с Тр/оцким/ скрыли завещ/ание/ Л/ени/на. А тот: нет, раньше…»
Пошел дождь, но в такой избушке и между добрыми людьми в любую погоду хорошо. Конечно, Тр/ифоныч/ не мог удержаться и бранил Ф/еди/на, и Ив/ан/ Серг/еевич/ только хмыкал: ведь Ф/един/ должен приехать к нему сюда.
Разместили нас в «замке», желая поразить роскошью «люксов». Перед ужином повели купаться, на спецпляж — с оградой и замочками. Купание роскошное, но замочки — поперек горла.
Вечером — торжеств/енный/ ужин, на кот/орый/ приглашены обитатели замка — хирург Петров Борис Ал/ександрович/ч и его приятель грузин (Игорь Констант. Швацхабая) с семейством. Медики были очень добродушны, лояльны, Тр/ифоныч/ выпил изрядно и развлекал их, говоря без умолку. Я проводил его в опочивальню, а мы еще посидели с хирургами.
Во втором часу я заснул, но тут же проснулся, п/отому/ что Тр/ифоныч/ стал громко разговаривать с Сацем. Сначала я к ним присоединился, но к 4-м часам утра снова лег и продремал под их бесконечный разговор до 7-ми.
Тр/ифоныч/ клеймил «к/апитализ/м закрытого типа», — рассуждал, вспоминал прошлое. Решили утром ехать в Москву сразу же после завтрака.
Зашли еще на часок к Ив/ану/ Серг/еевичу/ — выпили по прощальной — и в путь. Тр/ифоныч/ уже был нехорош <…>
Только одно хорошо — две строчки о Пушк/ине/, кот/орые/ Тр/ифоныч/ прочел мне в машине:
Пушкин — имя молодое,
Отзвук огненного боя…
Это след чтения родословия Пушк/ина/ у Веселовского. «Молодое имя» — исторически недавнее, и «отзвук боя» — пушка. Превосходно по сжатости и свежей силе.
___________
Ив/ан/ Серг/еевич/ зовет «замок» — «дом свиданий на высш/ем/ уровне». Но когда я утром толкался в его запертые решетки, то почувствовал себя арестованным среди этих роз и глициний. Каково было здесь чешским заложницам в августе прошлого года!
Свободное копирование
