12 ноября 1930
Ох, сколько случилось за последнее время. Во-первых, меня не приняли в комсомол. Горечь, бессмысленная горечь! Вначале — слезы, истерика. Теперь тупая, незабываемая боль. Ну разве я хуже Праховой, Волынской и пр. А между тем они комсомолки.
Такие, как я, в комсомол не нужны — неустойчива, индивидуалистка, слаба — вот мнение многих. А они сильны? Нет. Они устойчивы? Не знаю. Коллективисты? Не все. Тем не менее они приняты.
Говорила с С. и Р.И.
Р.И. обещала поставить вопрос на ком. бюро о пересмотре дела. Посмотрим, что будет. Но если меня не примут? Я не могу себе представить, что будет тогда.
Отнять у человека самое заветное, самое желанное, пользуясь при этом необдуманными доводами — слишком безрассудно.
Тяжело, слишком тяжело. Комсомол, мой комсомол! Добиться, чтобы приняли, т.е. выявить себя с хорошей стороны, едва ли сумею. Я вся тут. Ничего хорошего не скрываю, не прибавляю плохого. Перевоспитываться? Нет, я сама не сумею, мне нужна прочная опора ячейки, мне нужна чуткость и строгость коллектива.
Сегодня была классная комиссия. Прошла незаметно и серо. И опять обо мне. О моем “кривлянье” и надутости. И это говорит человек, который меня не знает — заведующий школой..
Опять обида, опять тяжело.
Пусть истерикой бессильной
Рот мой трижды перекошен!
Нет, эти строчки не могут определить моего самочувствия. Могу сказать одно — никогда мне не было так горько и обидно.
На днях видела Тропа.
Дружбу порвала просто и разом. Спокойно сказала ему о нецелесобразности наших дружеских отношений. Он нервничал, по-видимому, старое живо (фраза зачеркнута. — Ред.) Надеюсь, этот разговор был последний.
В дни Октябрьской революции была на вечере в Лен. школе. Говорила с Ушаниным и познакомилась с Олегом. Очень довольна. Он бесконечно мил и презабавно говорит. Вадима не люблю. Олег, Олег, Олег. Не будь его, мне было бы еще тяжелее. Всякое воспоминание о нем меня радует. Какое мне дело до того, что он хулиган, взбалмошен и шутит. Он силен, ловок, я бы сказала, наивен и, кроме того, умен. Разве за это не следует любить его. Мне приятно его видеть, говорить с ним, снисходительно улыбаться его глупостям, и больше ничего. Я так бы любила брата, сестру, подругу. Мне совершенно безразлично, нравлюсь я ему или нет, смотрит ли он на меня или ухаживает за другой. Он мне симпатичен, но не так, как был симпатичен Вази