Период застоя, в котором жила страна, характеризовался не только тем, что всякое нужное дело вызывало непреодолимое сопротивление. Он характеризовался и тем, что искусственно выдумывались проблемы, вокруг которых устраивался бум, связанный с гигантской тратой денег и сил. Такой бум был вокруг БАМа, вокруг космических программ. Гигантские средства тратились на производство никому не нужного вооружения. Новая проблема, которая собиралась стать ударной для страны, была атомная энергетика. Развивать атомную энергетику было конечно нужно. Но у нас это приняло какие-то гипертрофированно гигантские размеры. Вместо того, чтобы эффективно загрузить уже имевшиеся производственные мощности, решили организовать серийное производство атомных установок мощностью в 2 млн. КВт, и для этого соорудить гигантский завод со звучным названием “Атоммаш”. Все кому ни лень в СССР и за рубежом стремились урвать кусок от огромных средств, выделяемых на эту проблему многострадальной экономикой России. В бой за место под солнцем атомно-энергетической проблемы ринулся и ЦНИИТМАШ.
Наше включение в атомную программу было всячески поддержано нашим министерством, так как именно его заводы делали все тяжелое оборудование для АЭС, и иметь при себе собственную головную материаловедческую организацию было необходимо. Госатомэнергонадзор и другие организации, от которых зависело принятие такого решения, вынуждены были согласиться с этим, но настояли, чтобы эту роль мы разделили с НИИ “Прометеем”, который и до этого курировал эти проблемы в связи с производством атомных установок для судостроения и электростанций типа РБМК, к которым относится и печально известная Чернобыльская.
Задача состояла в том, чтобы все стали, из которых предполагалось делать корпусное оборудование АЭС, а также сварочные материалы и все технологические процессы были бы наши, цниитмашевские. Но такую же задачу ставили перед собой и прометеевцы. В результате был начат огромный комплекс работ, в который был включен практически весь институт. Победителей в этой борьбе быть не могло, так как предлагаемые материалы мало отличались и друг от друга, и оттого, что было уже принято за рубежом. Результатом всего этого было то, что окончательно составы сталей выбирался за письменным столом и на многолюдных совещаниях и они, конечно, были далеки от идеала. Там же формировался авторский коллектив новых сталей, состоявший в основном из чиновников, определявших возможность их применения, директоров институтов, связанных с этой проблемой, директоров заводов и прочих нужных людей. Естественно, вопрос о моем участии в этих коллективах, слава богу, не стоял, комплексом работ по данной проблеме занимались другие люди. Передо мной стояла относительно узкая задача: разработки материалов и технологии электрошлаковой сварки этих сталей, без применения которой изготовить многие наиболее крупные детали атомных энергоустановок было не возможно. Проблема была, конечно, мельче по сравнению с теми, которые мне приходилось решать раньше, но именно она стала основанием для формирования в отделе лаборатории электрошлаковой сварки, заведующим которой, естественно, стал я.
Выбор оптимальных композиций сварочных материалов и технологии ЭШС новых корпусных материалов решался довольно просто на базе того опыта, который у меня уже был, и испытания выполненных сварных соединений это подтвердило. Удалось мне преодолеть по своим делам и конфликты с ЦНИИ “Прометей”. Показав, что свойства сварных соединений, выполненных моими материалами хоть не много, но лучше, чем у них, я согласился ввести в проволоку чисто символическую добавку титана, которая не могла существенно ухудшить качество, но позволяла использовать эти проволоки и в судостроении. Так что мы сразу договорились об общих сварочных материалах. Правда, результатом этого были упреки в мой адрес, что я пошел на поводу у “Прометея”, и в адрес прометеевца Фокина, что он пошел на поводу у ЦНИИТМАШ.