Вернувшаяся из казахстанских лагерей тетя Нюра вспоминала, как сразу после окончания войны и объявления амнистии уголовникам к ним стали приходить эшелоны с новыми заключенными ГУЛАГа. Они были одеты в выгоревшие на солнце офицерские гимнастерки с темными пятнами на груди, откуда были сорваны боевые награды. Среди этих людей был и Александр Исаевич Солженицын. Это были люди почувствовавшие свободу и утратившие в боях чувство страха. От них необходимо было избавиться.
Из средств информации исчезло какое-либо упоминание о вкладе союзников в дело победы, да и не только союзников. Все, что касалось победы, связывалось только с одним именем - с именем Сталина, которое уже не употреблялось без таких эпитетов, как мудрый, родной и любимый.
Как мы тогда воспринимали все это? Да вполне спокойно. Мы, конечно, понимали, что все это чушь, хотя и не ставили под сомнение выдающуюся роль Сталина. Ну а необходимость его прославления принимали, как откуда-то сверху спущенные правила, которым нужно следовать, как правилам грамматики, несмотря на всю их глупость, стыдливо считая, что автором этой глупости является, конечно, не он, а его окружение. Думать по-другому, было опасно.
Но понимание всего этого пришло значительно позже, а тогда было всеобщее ликование народа, выигравшего тяжелейшую войну, завоевавшего победу, которых в прошедшем столетии было так мало.