Владимир Васильев сразу заявил о себе как о творческой индивидуальности столь высокого класса, что даже в прекрасной труппе Большого театра стал единственным и несравнимым. А во время гастролей за границей о нем писали как о лучшем танцовщике мира. Касьян Ярославич Голейзовский, поставивший на молодого Васильева миниатюру "Нарцисс" и балет "Лейли и Меджнун", считал его выше гениального русского танцовщика Вацлава Нижинского. Голейзовский, кстати, долго разгадывал тайну легкости изумительных прыжков Васильева. Он подсмотрел на репетициях, что мягкое отделение от земли происходит уже на стопе, одними лишь пальцами, а не мускулами икр и бедра.
И при этом все писавшие о Васильеве сходились: ничего "божественного" в "боге танца" нет - ни в лице, ни в фигуре.
Есенински русый, темноглазый; лицо хорошей лепки, но усталое, оно не привлекает. Словом, он не из тех, кому вслед оглядываются. И для телесной гармонии - ноги толще, чем надо бы, кисть руки крупна.
На сцене он спутывает все карты. Из его лица, оказывается, можно сделать все: классического Принца и Иванушку-дурачка, вождя гладиаторов Спартака и императора Павла Первого. В "Подпоручике Киже", балете, который шел у нас в театре и потом был снят на телевидении, роль Павла Первого фактически эпизод, и танцевать там особенно нечего. Но в памяти оставался один Васильев. Как он блеснул драматической игрой, какая подозрительность была даже в его спине и ноге, когда, осторожно пятясь, Павел отходил, вслушивался во враждебность мира как бы кожей!..
И его Спартак. Все пласты, вся множественность человеческой сути. Отчаяние, бунтарство, страсть, нежность - все у этого героя было доведено до высшей точки, до гребня, до накала. Во втором действии балета он летел в светоносных прыжках (его танец имеет свет!) из левой кулисы в правую - в три прыжка огромность сцены! - в живом коридоре выстроившихся сподвижников. Победа! Победа! Так ликовал вождь и неистовый героический дух, юноша Микеланджело...
Об этих феноменальных прыжках стоит сказать особо, продолжая параллель Васильева с Нижинским. Как известно, прыжок Нижинского, его "баллон" - невесомое зависание тела в воздухе - были легендарны. Но, как тонко заметил балетный критик Вадим Гаевский, прыжок Нижинского имел мало общего с героической природой мужского танца. "Он никуда не стремился, этот прыжок, он планировал и парил, - писал критик. - ... Блаженство прыжка - вот что видели зрители на его спектаклях".
У Васильева прыжок - весь прорыв в героику, в высочайшие пласты духа. И в то же время гармоничное выражение своей сути, своей стремительной натуры, которая живет, как бы опережая события и самого себя.
Изумителен был его Спартак и в любовных дуэтах с Фригией - Екатериной Максимовой. Как он приникал щекой к ее ноге! Другие исполнители делали это как бы чуть второпях. У Васильева вся жизнь была в этом прикосновении. Все за чертой - бывшее, будущее: бой, кровь, копья палачества, смерть, бессмертие - только это мгновение нежности, неслыханно долго длящееся.
Страсть, нежность, сила самозабвения выпевались пластикой тел на одном дыхании, на одной ноте высочайшей поэзии. Не знаю, кто еще в мировой хореографии лирику любовного танца сделал бы такой интимной, так выразил в ней себя и одухотворил!..
А как оба были хороши в "Дон Кихоте"!
У Васильева Базиль был тот самый Басильо из романа, "самый ловкий парень", "гитара у него прямо так и разговаривает, а главное, шпагой он владеет - лучше нельзя". В нем было столько плоти и крови, красоты и молодости, дерзости и темперамента, едва сдерживаемого, сколько и не предусматривал черный бархатный костюм классического героя, а тем более канонические па, которые Васильев, к слову сказать, все время обогащал, усложнял, делал то, что до него никто не делал. К примеру, в знаменитом па-де-де танцовщики в вариации Базиля выполняли двойные со-де-баски en dehors (по часовой стрелке). В свое время это производило впечатление. Васильев же сделал эти прыжки в другом повороте - en dedans, что было совершенно неожиданно. И дальше он исполнял свои изумительные пируэты тоже в en dedans, стремительные, прекрасной формы и в большом количестве. Огненный круг - вот что такое были пируэты Васильева! Или в коде он делал так: два жете en tournant и с маху - фуэте на аттитюд, пролетая и зависая на мгновение в воздухе. И так три раза - круг по всей сцене! А дальше большой пируэт он выполнял так: двойной пируэт - нога в сторону и двойной пируэт - на аттитюд en dehors. И так - на шестнадцать тактов музыки. На остальные шестнадцать тактов он делал по одному пируэту - нога в сторону. Все это было ослепительно, ново! На моем веку я видел много талантливых танцовщиков, но никто не поражал так, как Васильев, никто так не мог!
Свободное копирование
