Но "гвоздем" первого акта стал матросский танец на музыку известной песенки "Яблочко". Когда Дикий предложил Рейнгольду Морицевичу Глиэру аранжировать "Яблочко", это вызвало небывалый протест со стороны актеров старшего поколения - чтобы в Большом театре звучали частушки! Сомневался и сам Глиэр. Но Алексей Денисович настоял на своем, убедил композитора, что это сразу придаст спектаклю современное звучание. Сказал, что просто не мыслит, чтобы советские краснофлотцы танцевали под какую-то другую мелодию.
И Глиэр сдался. Он сидел на всех обсуждениях творческой группы и, казалось, выносил свое вдохновение прямо из котла страстей и творческих споров. Он прекрасно написал музыку матросского танца. Но когда дошло до репетиций, оркестр... отказался ее исполнять.
Однако вопреки всему именно "Яблочко", принесло спектаклю огромный успех. Я не припомню больше такой реакции публики. Зал вставал и ревел от восторга.
Но, к огромному сожалению, участие Дикого в постановке ограничилось лишь этим первым актом. Он повздорил с кем-то из балетного начальства и отошел от работы.
Хореографами "Красного мака" были двое - Василий Дмитриевич Тихомиров и Лев Александрович Лащилин, ведущий характерный танцовщик Большого театра; он ставил танцы в первом и третьем актах. Это был балетмейстерский дебют Лащилина, надо сказать, весьма удачный. Когда оркестранты увидели его матросский танец, страсти вокруг "Яблочка" улеглись, все пришло в норму.
Тихомиров тонко и с большим вкусом поставил "классический" второй акт, но, увы, он был необычайно длинен, а главное, построен по всем старобалетным канонам. В нем изображалась курильня опиума. Ли Шан-фу с компанией употреблял этот злой наркотик. Там же находилась и Тао Хоа (Ли Шан-фу был ее ненавистным хозяином-антрепренером). Накурившись опиума, она погружалась в сон. Ей грезились боги, богини, ожившие цветы, какие-то танцевальные шествия и даже капитан советского корабля с матросами...
Критика не без оснований упрекала постановщиков "Красного мака" за пестроту, эклектичность формы. Спектакль "является как бы воплощением всех противоречий балетного искусства; он то рвется вперед... и достигает победы, показывая, что и реальная тема может породить яркую форму, то, наоборот, пугаясь своей смелости, занимается благоговейным пересмотром балетного архива", - писал Н. Д. Волков*.
* ("Веч. Москва", 1027. 22 июня.)
Свободное копирование
