В 1933 году он осуществил еще одну программу.
Голейзовский ставил танцевальные поэмы на музыку Шопена, Листа, Рахманинова. Он поставил мне номер "Святой Себастьян" на музыку Двенадцатого этюда Скрябина, в которой слышен мятущийся порыв скованного борца.
Я был обвит красными лентами с воткнутыми стрелами. Казнимый Себастьян то молил о пощаде, то призывал к борьбе. Это был танец-метафора, многозначно выражавший тему Голейзовского - столкновение добра, веры, красоты с истребляющими силами зла, косности. Вообще для Голейзовского однозначность была врагом образности. Поэтому "Святой Себастьян" мог трактоваться и так, а мог и иначе, ибо содержал смысл, не подвластный слову, прямой расшифровке.
"Себастьяна" мы показали в Большом театре на вечере постановок Голейзовского. И без преувеличения могу сказать, он произвел эффект разорвавшейся бомбы - такой был успех!
Но, гиперромантик и революционер формы, Голейзовский все более приходился не ко двору балетному театру. Множественность исканий сменило на долгие годы то направление в хореографии, когда каждое танцевальное движение было сюжетно оправдано и диктовалось прямой конкретностью поведения героев. Симфонизм, многозначная образность танца отступали перед требованием логически оправданных поступков, которые танец, скорее, "обшивал". Эти балеты больше приближались к драматическим спектаклям, нежели к тем действам, где все - страсть, состояния, фантазия - передается посредством танцующих тел...
Судьба Голейзовского складывалась трудно. Утратив сцену, он принужден был к молчанию на долгие годы. А ведь хореограф, в отличие от писателя, не может сочинять балеты "в стол".
Правда, впоследствии мы еще не раз встречались с Касьяном Ярославичем в совместной работе. Для нас с Ириной Тихомирновой он поставил вальс А. И. Хачатуряна. Мы исполнили его в Концертном зале имени П. И. Чайковского. Потом я предложил пригласить Голейзовского поставить номера для учеников Хореографического училища. Он был в это время в затяжном простое. На педагогическом совете меня поддержали, хотя были и противники этой идеи. Но мы хотели, чтобы балетная молодежь знала не одни лишь канонические танцы, а пробовала себя в чем-то другом. Касьян Ярославич поставил тогда концерт из двух отделений.
И лишь в 60-е годы он смог осуществить свою "Скрябиниану", а также балет "Лейли и Меджнун" на сцене Большого театра. Тогда произошла его встреча с новым поколением танцовщиц и танцовщиков - Бессмертновой, Максимовой, Васильевым, Лавровским, Ледяхом...