Теперь мне хотелось бы рассказать об Анатолии Васильевиче Луначарском, который с первых дней революции был верным рыцарем Большого театра. Старая гвардия театра помнит и бесконечно ценит его заботу. Анатолий Васильевич возбуждал перед Совнаркомом бесчисленные ходатайства - то по поводу ремонта электрического освещения (в 1919 и 1921 годах), то о новых сверхсметных ассигнованиях, то о пайках, то об авансе для пополнения дровяного фонда. Ходатайства эти В. И. Ленин утверждал своей подписью. И это, по сути, спасало театр. А его приходилось спасать...
История помнит, что вопрос о закрытии Большого театра впервые возник зимой 1919 года именно в связи с острым дровяным голодом. Положение с отоплением государственных театров обсуждалось на заседании Совнаркома. И от Малого Совнаркома доклад делал некто Галкин, который сказал, что на данном этапе Большой и Малый театры не нужны рабоче-крестьянской Республике, так как в репертуаре их все те же старые буржуазные пьесы и оперы вроде "Травиаты", "Кармен" и "Евгения Онегина", и что поэтому не стоит бросать драгоценное топливо в прожорливые печи московских театров.
В. И. Ленин "доставил вопрос на голосование, бросив предварительно, как бы мимоходом несколько слов: "Мне кажется, - сказал Ильич, сверкнув смеющимися глазами, - что Галкин имеет несколько наивное представление о роли и назначении театра". И Владимир Ильич предложил тем, кто согласен с Галкиным, поднять руки. Но рук не поднялось"*. Да, рука не поднялась на Большой театр. Но покушения невежд угрожали еще долго. Зимой 1922 года вновь вспыхнула дискуссия о закрытии Большого театра. И вновь Луначарский ринулся на его защиту. И квадрига Аполлона все так же победоносно летела над головами галкиных всех мастей!..
* ("Лит. наследство", т. 80. В. И. Ленин и А. В. Луначарский, с. 371.)
Луначарский не только физически, так сказать, спасал театры, но отстаивал целые направления - и традиционные и самые смелые, "левые". О Луначарском прекрасно написал Александр Яковлевич Таиров: "Я - человек театра. Я хочу лишь констатировать, что для расцвета советского искусства и театра, несомненно, сыграло громадную и счастливую роль то, что Октябрьская революция вручила - именно ему - руль кормчего на нашем корабле в бурный период неслыханной еще в мировой истории переоценки всех ценностей.
Я хорошо помню все эти годы. Я хорошо помню, что наряду с постоянными похвалами Анатолию Васильевичу и несомненным признанием его исключительных заслуг - стоило только нашему кораблю временно дать крен влево или вправо, тотчас же на нашего рулевого хлестким градом сыпались упреки. В чем только не упрекали его за эти годы. То в том, что он ведет к гибели накопленные ценности искусства и, пренебрегая всеми традициями наших классических театров, готов отдать их "на разгром и поношение" бурных идеологических и формальных искателей левых путей, то, наоборот, в том, что он сдал все левые позиции и ведет наше искусство к универсальному музею, чуждому живой жизни страны, и еще во многом и многом, - всегда с неизменной страстностью, столь характерной во всех спорах и столкновениях по вопросам искусства и театра.
Иногда, когда эти нападки принимали особенно яростный характер, казалось, что вот-вот наш рулевой потеряет необходимое равновесие, в запале двинет с размаху рулем - и наш корабль если не утонет, то надолго зашатается на бурных волнах, бросив населяющих его в цепкие и жесткие лапы встречных водоворотов.
Но кормчий на мгновение задумывался, иногда двумя, тремя на редкость меткими ударами отражал нападение и затем неизменно... улыбался.
- Это - слабость, - волновались одни.
- Это - близорукость, - восклицали другие. Прошло десять лет.
Теперь, когда даже слепые не могут не увидеть... что старые театры, неоднократно обрекавшиеся на слом, проявили новую жизненность и силу идти в ногу со своим веком; что левые течения, постоянно защищаемые А. В. Луначарским от нападок в голом формализме, заумничестве и чуть ли не антисоветскости, в результате наполнили свое заостренное мастерство новой идеологической сущностью нашей эпохи, что театральное профессиональное искусство, одно время угрожаемое уничтожением со стороны дилетантизма, неизбежно пришедшего вместе с бурными ростками самодеятельного театра, вновь, в его же соках, укрепило свои силы, а самодеятельный театр осознал необходимость внести в свой революционный энтузиазм оружие подлинного мастерства, - теперь эти факты сами по себе, без лишних слов, свидетельствуют, что Анатолий Васильевич проявлял всегда в своей работе не только огромную бережливость и чуткость подлинного художника ко всем творческим начинаниям великого десятилетия и огромное внимание настоящего человека ко всем нам, строителям современного искусства и театра, но и совершенно исключительную дальнозоркость Комиссара Революции..."*.
* ("Современный театр". 1927, № 11, с. 163.)
Это написано в 1927 году, по случаю десятилетней работы А. В. Луначарского на посту народного комиссара по просвещению. Я привел эти слова, потому что и сам мог бы подписаться под ними.
Занятый огромной работой, Луначарский не оставлял своих забот и о людях театра - о крупных художниках, чьи имена овеяны славой и даже легендой, и о тех, кто остался в истории искусства явлением как бы второго и третьего ряда. Суть не в том, кто к какому рангу принадлежал. Это были живые люди, из плоти и крови, творившие искусство во имя революции и в самые тяжелые ее дни.
Свободное копирование
