Но я несколько забежал вперед. Меж тем мне хотелось бы рассказать еще об одном художественном событии 21-го года - о приезде в Москву Айседоры Дункан и ее концерте в Большом театре. Впервые танцовщица посетила Россию в 1904 году, затем - в 1907-м и оказала сильнейшее влияние на наш балетный мир. Тогда молодую Дункан с волнением и восхищением видели тоже молодые Анна Павлова, Горский, Фокин. Даже на моей памяти Горского все еще упрекали в прямом подражании "дунканизму". Он-де часто ставил танцы на "невыворотных" ногах. И его излюбленное движение было, как в древних вакханалиях, - с выдвинутыми коленями вперед.
Да, Айседора Дункан отринула классическую технику, об этом мы были наслышаны. В основе ее теории лежала идея, что все движения в танце происходят от простой ходьбы, бега, скачков. Они могут быть художественно совершенными сами по себе, не будучи искаженными выворачиванием ног и хождением на пуантах. Сценическую площадку она использовала для демонстрации всевозможных поз, сидела на ней, лежала.
Свои танцы она исполняла в греческих прозрачных туниках, поэтому кое-кто решил, что она возродила античный танец. Однако это не соответствовало истине. Человечество забыло те танцы. Дункан возродила древний обычай - танцевать босиком и обнажать тело, чтобы зритель видел эмоциональную выразительность движений.
Все это подтвердилось, едва занавес взлетел над сценой Большого театра. Айседора действительно сидела на коленях и раскачивалась из стороны в сторону. Она словно была прикована цепями и хотела их разорвать. Но в это время в зале поднялся шум. Публику шокировал вид Дункан: прозрачная туника, надетая на голое тело, и открытая грудь. Шум в зале нарастал. Дункан подняла руку, крикнув в зал: "Silence! Ecouter la musique!" Когда шум стих, она продолжала свое действо. Разорвав цепи, она танцевала на музыку "Интернационала" символический "Танец свободы" в окружении маленьких "дунканят" в красных хитончиках, среди которых была и приемная дочь Дункан - Ирма.
Впечатление от вечера было исключительно сильным, хотя и двойственным. Во мне жила неистребимая потребность следовать в искусстве каким-то четким принципам. В этом смысле классика была любима мною именно за ее абсолютно организованную технику и целомудренность. Как рулевой, она выводила из сумерек сомнений.
И вместе с тем танец Айседоры Дункан захватил меня своей эмоциональностью, силой воображения, символизмом зрелища, тем его метафорическим могуществом, которое было присуще античному театру. С ее концерта я вышел необычайно взволнованным, думая о том, что талантливой личности дано находить самые неожиданные средства для самовыражения. Прекрасно сказал об этом Максимилиан Волошин: "Айседора Дункан танцует всё то, что другие люди говорят, поют, пишут, играют и рисуют. Она танцует Седьмую симфонию Бетховена и Лунную сонату, она танцует "Primavera" Боттичелли и - стихи Горация, и идиллии Мосха и итальянских примитивов, и Тициана, и глюковского "Орфея"*.
* (Цит. по изд.: Айседора Дункан. К ее приезду в Россию, 1904, с. 7.)
Свободное копирование
