В этом месте территория Владимирской области наиболее приближена к Москве. До сих пор не понимаю, почему моя мама выбрала для себя это место жительства. Отбыв свой первый срок в Гулаге, как «член семьи изменника родины», она один год проработала в лагерной больнице, в которой прежде работала, будучи заключенной. После освобождения перед ней встала проблема – куда ехать? Нигде нет угла, в котором она могла начать новую жизнь. В стране всеобщая нищета и послевоенная разруха. Население еще не отошло от горя потери родных в пекле военных лет и разоренных очагов. В этой обстановке мама вынуждена была принять предложение лагерного начальства, поработать в больнице в качестве вольнонаемного врача. Ей было предложено жилье за пределами охраняемой зоны, и, естественно, здесь она могла пользоваться всеми правами вольного человека. Как показали дальнейшие события, лучше бы она осталась работать в этой больнице на более длительный период. Через четыре года
органы госбезопасности с подачи «отца народов» начнут вторую волну арестов оставшихся в живых после сроков, полученных в 1937-1938 годах. И мать, конечно же, не избежит и второго ареста. Можно только предположить, что если бы она осталась работать при лагере в системе ГУЛАГА, второй арест ее мог бы миновать. Хотя, при непредсказуемости жизни того времени, могло быть все.
Но, очевидно, желание оторваться от лагерного ужаса, и вернуться в места, где она прожила свою молодость, приблизиться к своим родным и, наконец, ко мне, ее сыну, который рос без нее десять лет, оказалось достаточно сильным. И это привело к тому, что осенью 1946 года она сорвалась с места и поехала строить новую жизнь где-нибудь в центре страны. Жить она имела право не ближе 100 километров от областного центра или столицы. Она решила поехать под Москву по адресу, который ей дала одна из знакомых по заключению.
Приехав Москву, она не зашла ни к родственникам, ни к знакомым, а прямо поехала по имеющемуся адресу. Это была деревня Кипрево Киржачского района Владимирской области. Там она стала работать врачом местной сельской поликлиники.
Местный сельсовет ей дал дом, для проживания. Этот дом, как она узнала позже, имел свою историю. Он стоял на отшибе от деревни, за железнодорожными путями. Деревня была окружена со всех сторон лесами. В этих лесах в те послевоенные годы пряталось много дезертиров, которые жили грабежом местного населения. В зиму предшествующую приезду матери в эту местность, к хозяйке дома ночью ворвалась группа бандитов, привязали ее к кровати, забрали все, что могли найти, и некоторое время вслух в ее присутствии совещались, что делать с хозяйкой дома – убить или оставить связанной. Хозяйка, чудом оставшаяся жива, сбежала из этого дома, и передала его сельсовету. Можно представить с каким чувством мать жила в представленном ей доме.
Иногда ей приходилось выезжать как по работе, так и личным делам в Москву или райцентр. Способов передвижения было всего два – или пешком, по лесной дороге, или на поезде. Поезда в этой местности ходили только дальнего следования, и билет на них купить было невозможно. И местные жители были вынуждены совершать переезды от станции к станции на подножках. Лесные бандиты использовали для грабежа оба способа передвижения, грабили и на лесной дороге, и, подсаживаясь на подножку, грабили незаконных пассажиров поездов. Однажды мама была так обобрана при поездке на подножке поезда. Бандиты под видом добропорядочных граждан подсели на подножку поезда на одной из станций. Когда поезд набрал высокую скорость. Они вытащили ножи и стали обирать едущих на этих подножках пассажиров, угрожая сбросить их на ходу под откос.
Однако нужно было продолжать жить, и она прожила в этом доме зиму, а весной раскопала огород, поскольку время было еще голодное.
У нас обоих возникла, наконец, возможность жить вместе. С большими трудами мне удалось уволиться с завода, и я в июне 1947 года поехал жить в Кипрево. Таким образом, лето этого года мы после долгого перерыва прожили с матерью бок о бок. Много приходилось работать по огороду, но еще больше было
уделено внимания подготовке к приемным экзаменам для поступления в какой-либо техникум. Через некоторое время в лесах созрели ягоды и появились грибы. Появилась возможность разнообразить наш стол лесными дарами.
На лето к нам приезжали из Москвы Лора, приемный сын маминой приятельницы Митя Паперно, учившийся тогда с блеском в московской консерватории. Все вместе ходили на рыбную ловлю. Под осень на отдых приехал даже отец Лоры дядя Мара.
В начале августа я поехал в Москву сдавать экзамены в Энергетический техникум. Почему был избран именно Энергетический, ведь у меня уже была специальность токаря по металлу. Логично было бы пойти по металлообработке, конструированию машин и механизмов. Но возникли трудности, созданные советской системой. Для поступления нужна была прописка в Москве, а для ее получения предстоял длительный процесс преодоления бюрократических препон.
В энергетическом техникуме просматривалось знакомство, благодаря которому мы надеялись, что к приемным экзаменам я буду допущен без прописки, а уже после приема мы начнем хлопоты по ее оформлению. Кроме того, в перечне специальностей была названа «Релейная защита и автоматика». Что такое реле и что такое автоматика я, очень поверхностно, представлял по популярной литературе. На этом основании я решил, что после окончания такого техникума я смогу заниматься автоматизацией металлообрабатывающих станков, то есть использую свою первую специальность. Однако, в дальнейшем я увлекся новой специальностью, связанной с энергетическими системами и проработал в этой отрасли всю свою жизнь, никогда в этом не раскаиваясь.
Одновременно хочу сказать, что никогда я не пожалел о том, в отроческие годы освоил специальность токаря, и имел дело с другими металлообрабатывающими станками, это мне всегда помогало и в работе и в различных увлечениях.
После успешной сдачи приемных экзаменов во второй половине августа я вернулся в Кипрево. Заниматься уже было ненужно, и я проводил время либо на огородных работах, либо собирал грибы в окрестных лесах.
Однажды во время моего похода в лес, пошел дождь. Я набрал полную корзину грибов, вымок и двинулся к дому. Чтобы меньше плутать по мокрому и топкому лесу, я вышел на железнодорожные пути и двинулся домой по шпалам. Дождь закончился, вокруг была полная тишина. По обе стороны от путей рос пышный лес, после дождя зелень сияла чистотой и свежестью, воздух был наполнен озоном, настроение было очень бодрое и даже веселое. И вдруг прямо передо мной возникла яркая с сочной расцветкой радуга. Я с полной корзиной шел по путям прямо в середину этой прекрасной дуги. Этот необыкновенный пейзаж в сочетании с озоном создали во мне необыкновенно радостное настроение, и возбудили фантазию. И благодаря этому возникла мысль – я иду по дороге в рай, и передо мной райские ворота. Это еще более подняло мое настроение, я веселее зашагал вперед. Но когда я приблизился к дому, или к железнодорожной станции,
мое настроение резко упало, я увидел, что семафор, стоящий на пути к «райским воротам», находится в закрытом положении. Движение к райской жизни для меня было перекрыто.
Видение оказалось пророческим. К началу сентября, я уехал в Москву на учебу. В декабре у мамы возникли неприятности с местными сельсоветовскими властями, и она была вынуждена оставить эту местность. Я не смог прописаться в Москве, и мне пришлось перевестись в Ленинград. Мама смогла устроиться на работу под Ленинградом за двухсотым километром в городе Тихвине. Но и там ей не дали спокойно жить и работать, в 1951 году она была вторично арестована. Мне тоже после окончания техникума не дали работать по месту назначения. Пришлось работать в тяжелых условиях в глухом углу Ленинградской области. Таким образом, символ закрытого семафора не только к райской, но даже к нормальной жизни еще долго сопровождал нашу судьбу.